Всю жизнь я верил только в электричество - стр. 35
Одна серая трава редкими кустиками, кое-где арча, которую вряд ли есть кто будет. Коров не видно. Свиней тоже. Баранов нет нигде. Не по домам же люди их прячут.
– Ты, дядь Вась, знаешь, что в Тургае люди едят, где это берут? Вообще, зачем жить там, где не растет ничего?
– Я же тебе говорю – не заедем. Нам переночевать надо устроиться правильно. А в Тургае оставаться на ночь негде. Пробовали мы года три назад. Это поселок большой. Законы тут как во всех больших сёлах или городах. Неизвестных и незнакомых в дом спать не возьмут. А тут тысяч десять народу. Если не больше. Казахи, русские, узбеки туркмены есть. Там речка течет, тоже Тургай. Нам отсюда не видно речку. Так вот, давно, при царе ещё, русские на берегу речки построили военное укрепление. Ну, вроде военного городка. Жили в нём казаки из Оренбурга. И охраняли Россию от восстания кочевников. Целое войско у них было. Да…. Ну, там всё обошлось как-то, не знаю. А укрепление переросло в поселок. Люди сюда поехали. Вода ведь рядом есть. И русские ехали, и казахи, уставшие кочевать по степям. Короче набился поселок тем народом, которому на своих местах по разным причинам нельзя было оставаться. И все сюда. Верблюдов разводят, овец, коров. Мясо и молочное всё в Россию продают. Так и живут.
– Тебе хорошо, дядь Вась, – тихо сказал я. – Ты умный и всё знаешь. Я вот уже три года отличник в школе, а знаю в тыщу раз меньше.
Я посмотрел на темные силуэты довольно больших домов, вокруг которых вообще не было никаких заборов. Очертания жилья крупного и мелкого сливались в густую массу одного коричневатого цвета и масса эта уползала вдаль и вглубь. Мы ехали по небольшой возвышенности. С неё виден был почти весь вечерний Тургай. Узкие улицы, прямые как линейки, какая-то пустота посреди строений проглядывала серым пятном. Наверное, центр города там. Площадь. Меня только смутило, что я не разглядел ни одного дерева и то, что ни в одном доме не горел свет.
– У них деревья не растут, наверное? – я подергал дядю за локоть. Он вытянул шею и глядел на небольшой холм справа от дороги. Горка была высотой метров в двадцать. На фоне темно синего неба выглядела она как нестриженная голова, которую никак не мог правильно причесать ветер. Холм весь щетинился кустами с острыми ветками и под ним происходило шевеление чего-то непонятного, длинного, бурого, и неровного сверху.
– Карагач у них растет, – дядя мой плюнул в окно и резко крутнул баранку к холму. – Карагач один корявый. И всё. И тот маленький. Возле русских домов он есть, а туркмены, киргизы и казахи не садят почему-то. Тут у них латыш один живет, на аэродроме ихнем работает техником. Года два назад он ездил домой и привез оттуда саженцы сосны, яблони и березы. И, бляха-муха, прижилось всё. Я в прошлом году сам видел. Маленькие деревца. Но живые.
Так он на них чуть не молится. И гладит стволики, и обнимает, веточки изо рта водой обрызгивает. Кусочек своей родины бережет. Молодец. Значит человек хороший. Плохой за слабым и хилым душой не будет болеть. Да и родину свою плохие люди не помнят. Нет у них в недобром сердце места для тоски и грусти по прошлому. Во как! Точно говорю.
– Ночевать под холмом будем? – почему-то обрадовался я.
– Тут на земле спать нельзя, – дядь Вася приподнялся над сиденьем и водил глазами по сторонам. Искал что-то. – Тут ночью к тебе и змеи в гости заглянут. И пауки всякие. Змеи в этих краях – не только гадюки, как наши деревенские .Пошибче твари тут. Гюрзы. Стрелки, да эфы. Щитомордников навалом. Слышал про таких?