Всю жизнь я верил только в электричество - стр. 26
И вот утром в понедельник пришел к нам дядя Вася и сказал, что через час выезжаем в дальний рейс. Что надо взять мне одеяло и какую-нибудь старую подушку. И больше ничего. Остальное он уже всё взял.
Баба Фрося достала из сундука одеяло верблюжье десятилетнего примерно возраста, подушку маленькую из гусиного пера, затолкала их в холщовый мешок, после чего перекрестила нас обоих, повернулась лицом на «красный угол», где под красивой ажурной окантовкой из тонкой полупрозрачной ткани скопилось четыре разных иконы в медных окладах. Пока она шепталась с ликами Господа, его мамы и двух почитаемых святых, мы вышли, затолкали мешок за спинку сиденья и сели по местам.
– Ну, мать твою! Погнали! – сказал весело дядя Вася, завел движок, воткнул первую передачу. И мы погнали. Почти на другую сторону Земли. Туда, где росла высокая, истекающая соком трава, цвели невиданные цветы и плескалось огромное и таинственное Каспийское море, которое для завершения своей славной жизни выбрала сама великая река Волга.
Глава четвертая
Мы с дядей Васей ехали к морю. Каспийскому. До этого потрясающего события меня возили только через Москву в Киев. К родственникам мамы и бабушки. В Киеве жила бабушкина сестра полячка тётя Катя.
Но туда меня возили как чемодан с глазами. Только фотографии отца зафиксировали моменты этого путешествия, по которым я пытался потом вспомнить и Москву и Киев. Маленький я был тогда. Шести лет не успело исполниться. Так ничего и не вспомнил толком.
А сейчас я, девятилетний орёл, наравне со взрослыми мужиками из каравана грузовиков, везущих коров на прикаспийские сочные травы, работал помощником шофера дяди Васи. И его ответственность за удачное завершение тысячекилометрового пробега по дорогам и без них сразу же частично перевалилась на меня. Я ехал справа от шофёра, у меня не было ни руля под руками, ни педалей внизу, но я сосредоточенно повторял внутренними, незаметными даже себе движениями всё, что делал на дороге он.
Путь наш лежал из кустанайского июня 1958 года в другой совсем июнь, который гладили то ласково, то зло, совсем другие ветры, в котором иначе светило солнце и не такие как у нас росли деревья и травы, не те бегали суслики и летали незнакомые птицы. Так я думал. Мне казалось, что уезжаем мы не из Владимировки, а с любимой планеты на другую, неизвестную, где тайн и загадок больше, чем на нашей.
– А карта у тебя есть, а, дядь Вась? – забеспокоился я, когда мы только выезжали из Кустаная. До этого от Владимировки все сорок километров мы ехали молча. Я представлял себе всякие неожиданности на долгом пути, а дядя Вася, по выражению лица его, думал о чем-то весёлом. Наверное, о скорой свадьбе дочери нашего дяди Кости и сына тёти Марии, которая шесть лет назад после смерти от болезни её мужа переехала в деревню из города с подростком Серёгой. Он как-то быстро вырос в большого, похожего на какого-то видного артиста мужичка. Свадьба намечалась на июль и мы должны были успеть вернуться.
– Карты? – не расслышал, наверное, он. – Взял я карты. На передышках играть будем в «дурня». Денег у тебя нет, потому будешь терпеть мои щелбаны.
Мне стали вспоминаться все проигрыши мои дяде Васе вечерами в деревне и сами щелбаны с оттяжкой, после которых, казалось, что на их месте волос больше расти не будет.