Встречи и расставания - стр. 9
– Мой господин, – услышал он, – вас ждут…
– Кто? – недовольно спросил он.
Не ожидая ответа, быстро пошёл вперёд, раздражаясь от жары, от потного тела, от того, что не удастся сейчас опуститься в голубой бассейн, насладиться свежестью изумрудной воды.
Он прошёл в дом, сбросил халат, накинул длинную лёгкую рубаху, радуясь минуте прохлады. Щёлкнул пальцами, отпуская слугу, и пошёл к гостю.
Гость ожидал его в айване[1], где лёгкий ветерок делал жару не столь нестерпимой, полулёжа у дастархана[2].
– Ты опять провёл весь день возле киссахана[3]?
Гость спросил это, прикрывая глаза поседевшими ресницами.
Он кивнул, опустился напротив.
– Чем же он так тебя привлекает? У тебя есть всё, что достойно внимания. А что есть у него?
– Это странный киссахан. То, что он говорит, нигде не написано. Я спросил его, почему так. Он сказал, что помнить надо сердцем, и отказался переписать мне. Вот я и хожу, чтобы запомнить строки этого человека.
– Неужели его стихи равны богатству наших почтенных поэтов?
– Послушайте, устад[4]. Вот что я запомнил сегодня:
Что вы на это скажете?
– И кто же автор этих строк?
– Некто Хайам…
– Разве можно сравнивать эти строки и божественную поэзию Фирдоуси или Хафиза? В них нет красоты. В них грубость простолюдина. Они пресны, как лепёшка. Что с тобой, Хатем? Неужели слухи, дошедшие до меня, верны?
– О чём вы?
Хатем взял персик, повертел его в руках, положил обратно на блюдо.
– Ты один из лучших моих учеников. Уважаемый и богатый ныне человек. Но говорят, что ходжа[5] Хатем перестал чтить обычаи и уподобляется нечестивым фарангам[6].
– Вы имеете в виду мой харам[7]? – Хатем усмехнулся. – Да, конечно, это непривычно, когда мужчина отказывается от жён. Но попробуйте понять меня, в моём сердце есть место только для одной, зачем же я буду обманывать остальных?
– В моём сердце тоже бывает только одна женщина, иногда очень долго, но я должен давать счастье и другим.
– Разве счастье – проводить ночь с той, что не нравится?.. Простите, устад. – Хатем потупил взгляд.
Гость отпил из пиалы, провёл ладонью по серебристой бороде.
– Ты мог бы не говорить об этом… Никто не запрещает тебе так думать, но своим словом и действием ты опозорил не только себя.
Хатем молча склонил голову. Он понимал, что спорить с досточтимым Кахланом бессмысленно.
– Но не это огорчило меня. – Устад помедлил, внимательно глядя на Хатема. – Ты перестал чтить Коран. Уподобляясь самому непочтенному киссахану, ты рассказываешь небылицы, заставляя почтенных людей думать о твоём слабоумии.
– Вот что привело вас ко мне… – Хатем открыл банановый плод. – Продолжайте, ходжа Кахлан, я внимательно слушаю.
– И вот этот Хайам. Ты запомнил стихи, которые не стал бы слушать любой разумный правоверный. Ты говоришь, что Бог иноверцев – тот же Аллах. Ты утверждаешь, что все люди произошли по воле одного Всемогущего и никто не может считать себя лучше другого. Ты сравниваешь Коран и Библию, о, прости меня, Аллах… – устад вскинул руки, – утверждая их равенство…