Вселенная Айн Рэнд. Тайная борьба за душу Америки - стр. 15

Эти два труда Рэнд, своеобразно искажающие действительность, послужили интеллектуальной основой для собраний объективистов, на которые я приходил. Участники их были вежливы и терпеливы с теми, кто не успел еще подробно ознакомиться с трудами Рэнд (как и с забредавшими порой на эти встречи коллективистами), но следить за дискуссией было трудно, не зная как следует содержания ее романов и принятой в них системы понятий. «Проверим исходные положения»: такова была обычная присказка посвященных. Рэнд часто повторяла, что люди, не согласные с ней, в своем мыслительном процессе отталкиваются от неверных исходных положений.

Участникам собрания меня представил мой первый гид в мире объективизма – и, кстати, гид по профессии. Его звали Фредерик Кукинхэм, и в свободное время он водил пешие экскурсии по «Нью-Йорку Айн Рэнд»[27]. Кроме того, он – автор несколько сумбурной, но любопытной книги, которую издал за свой счет; книга навеяна размышлениями об Айн Рэнд и называется «Эпоха Рэнд. Воображая будущее с позиций объективизма». Несмотря на название, Фредерик главным образом размышляет над философией Рэнд, а не представляет себе будущее. Это глубокомысленная книга, местами забавная, что крайне редко встречается в объективистской литературе. Автор явно скептически относится к хранителям идей объективизма из Института Айн Рэнд, и весьма далек от поклонения своей героине. Так, он подчеркивает, что хотя Рэнд выступала против расизма, «в ее работах так часто упоминаются „азиатские очаги заразы“ и „голозадые дикари“, жаждущие помощи от Соединенных Штатов, что ее неискренность в этом вопросе становится очевидной, пусть даже она и определяет «„дикаря“ как человека, верящего в магию».

Фреда смущало мнение Рэнд о Махатме Ганди, высказанное в письме к Изабель Патерсон, журналистке правого толка. Рэнд писала всего через неделю после гибели Ганди[28], называя это убийство «почти жестоким проявлением исторической иронии», словно некий высший разум сделал «милый сардонический жест». Рэнд говорит: «Вот человек, который всю жизнь боролся, чтобы избавить Индию от власти Британии, во имя мира, братской любви и ненасилия. И он получил то, за что боролся».

Фред пребывал в растерянности: «О чем это она толкует?» А по мне, так это очевидно. Ганди был альтруистом и заслужил такую судьбу. Вот одно из проявлений хладнокровия, столь свойственного Рэнд. Фред, не в силах разрешить загадку, замечает, хотя и с некоторым сомнением, что Рэнд и Ганди были в определенном смысле «союзниками», поскольку оба верили, что цель оправдывает средства. Лично я не могу представить себе двух менее схожих людей, даже при том, что Ганди был личностью почти рорковского масштаба.

Прочитав его книгу и побывав на экскурсии, я понял, что Фред – независимый мыслитель и явно не член культа[29]. Мы встретились с ним за ланчем в кофейне «Au Bon Pain» в Нижнем Манхэттене, недалеко от того места, где была сделана известная фотография Рэнд, на фоне Федерал-холла, с большой золотой брошью в виде значка доллара.

Фреду было за пятьдесят, бородка с проседью, и в целом он поразительно походил на Ричарда Дрейфуса. Когда не было экскурсий, он работал корректором в юридической конторе, а в свободное время пел в водевилях. Как и большинство отведавших рэндианского зелья, Фред познакомился с книгами Рэнд еще в детстве. Ему было одиннадцать, когда к нему в руки попал «Гимн», одна из ее ранних новелл, а у его брата на книжной полке нашелся «Атлант». Мальчик легко прочитал первое, короткое, произведение – историю некоего тиранического общества, в котором господствует коллективизм. То был мир, подобный миру «Атланта», но созданный более грубо: людей называют по номерам, а слово «я» вовсе изгнано из употребления. Роман «Атлант» оказался для Фреда в те годы слишком длинным, ребенку осилить его было трудно, но книга манила его, и в возрасте тринадцати лет он принялся за нее снова. И на сей раз прочел целиком.