Всё тепло мира - стр. 33
— Я так и подумал.
Он резко остановился, а у меня по инерции получился ещё один шаг, после которого меня развернуло на месте, и я снова оказалась в объятиях ищейки, уткнутая лицом ему в плечо.
— Соскучился по нежностям?
— Не шевелись, — скомандовал он мне в макушку. — Если не хочешь снова встретиться с нашими ночными друзьями.
«Ох, ещё как хочу!» — с восторгом подумала я. Как мило, что он счёл их хуже себя.
Позади послышались шаги, стремительно приближаясь. Я приготовилась вырываться: успею убежать достаточно далеко, пока мужики будут разбираться с ищейкой.
В следующий миг горячие пальцы схватили меня за подбородок и дёрнули его вверх, а их хозяин коснулся моих губ своими. От неожиданности я замерла, широко распахнув глаза. Ноги подкосились, а мир как по команде принялся расплываться, по телу прошла гигантская тёплая волна. За ней — мелкая дрожь. Мне нравилось. Губы у него были нежными, чуть сухими и очень тёплыми. Я была на волоске от собственной гибели, а все мое существо отчаянно стремилось прожить целую жизнь за оставшиеся дни или часы. Ещё никогда я не ощущала все так резко, так ярко. Так сказочно…
Двое прошли мимо, один из них одарил нас похабной ухмылкой и противным советом поскорее уединиться, который, наконец, вывел и меня из оцепенения. Я замахнулась свободной рукой, чтобы от души влепить ищейке пощёчину, но он снова поймал меня за запястье в какой-то жалкой паре сантиметров от цели.
Я взвыла от досады.
Пару секунд ищейка смотрел на меня, а в его глазах что-то неуловимо менялось, приобретало грустный, болезненный оттенок. Он словно целовал не меня, а лишь потом осознал, кто стоял перед ним, и реальность оказалась гораздо хуже фантазий. Мне вдруг стало обидно, как бы глупо это ни прозвучало. Быть может, я завтра умру, так и не узнав, каково это, когда «так» смотрят именно на меня.
Смешно.
— Прости, — качнул он головой и потянул меня за собой.
Я фыркнула, стараясь не рассмеяться.
— То есть ты хочешь сдать меня им, а прощения просишь только за поцелуй?
— Остальное — твоя вина.
— Отличная философия, и никакой жалости. Вас ведь этому учат, да?
Он проигнорировал выпад. Что ж, я и не надеялась, что вывести его из себя будет легко. А у меня в запасе оставалась всего пара сотен шагов.
— Так кто же ты, просто Лета? — вдруг поинтересовался он.
— Вопрос с подвохом?
— Скорее с душком, — поморщился он. — Кто ждёт тебя дома? Кто оберегает покой?
Я пыталась понять, к чему он клонит, но вопрос был странным даже для него.
— Отпустишь, если расскажу?
— Нет, — отрезал он.
«Лаев ты гад, — думала я. — Ненавижу, как же я тебя ненавижу!»
Мы поднялись по лестнице и прошли через высокие массивные двери, но не свернули к дежурному, принимавшему посетителей, а просто побрели по длинному коридору, застеленному мягкими коврами, пока не остановились в самом конце, у кабинета, принадлежавшего, судя по надписи, Первому Помощнику главного следователя. Я лихорадочно пыталась вспомнить, кто занимал сейчас этот пост и мог ли он меня знать. Сердце бешено стучало в груди, как будто всё, что происходило до этого, было совершенно несерьёзным, а сейчас принялось в бешеном темпе обретать устрашающую форму. Мне так сильно везло всю мою жизнь — всю «новую» жизнь, — что россказни о смертной казни казались чем-то вроде сказочных страшилок. Да что вообще плохого могло случиться?