Все имена птиц. Хроники неизвестных времен - стр. 61
Ну да, он ведь живет тут поблизости, на Гагарина, а что звонит из автомата, так, наверное, завел кого-нибудь, по секрету от тети Риммы… Но до чего же у него странный вид. И не слушает, что ему говорят. Вообще не слушает…
– Так я пошла, Лев Семенович? – на всякий случай спросила она.
– Да, Розочка, иди, иди…
На весу он держал блокнотик и пальцем уже заложил в нем страничку…
Не хочет, чтобы застукали, подумала Розка. Особого сочувствия к лысоватому, суетливому, с брюшком Льву Семеновичу она не испытывала, но ощущала неловкость, как всегда бывает, когда застанешь другого в неловкой ситуации. Протиснувшись мимо него, она заторопилась домой, когда он окликнул ее в спину:
– Розочка, двушки, случайно, не найдется?
У мамы в комнате мерцал старенький черно-белый телевизор. Шел «Подпасок с огурцом». Мама спала.
Петрищенко где-то читала, что мозг работает всегда. Даже если кажется, что человек ничего не видит и не понимает, мозг все равно работает. Сам в себе, сам для себя, порождая странные и причудливые картины… Мама, возможно, сейчас разговаривает с папой или гуляет по набережной в Ялте, и все смеются и едят мороженое, и всем хорошо, вот только тени падают под каким-то немножко странным углом.
А телевизор создавал обманчивое впечатление, что все в порядке. Что мама смотрит многосерийные фильмы и в состоянии удержать в памяти содержание предыдущих серий. Или программу «Время»…
Впрочем, зачем-то же ей нужен этот телевизор, зачем-то она просит, и поднимает слабую руку, и пытается указать на него… Зачем? Она же давно уже видит только мелькание черно-белых пятен…
Она вздохнула, присела рядом с кроватью, поставила на колени тарелку и зачерпнула ложкой кашу.
– Мама, проснись, – сказала она ровным голосом, – будем кушать.
Дождь припустил сильнее, и Вася какое-то время тщетно пытался чиркнуть отсыревшей спичкой.
Все вокруг было мокрое, черное и блестящее, и решетка была мокрой, черной и блестящей. На решетке висел мокрый, черный и блестящий замок.
Между колонн клубилась тьма.
Какое-то время он стоял неподвижно, привалившись к одной из колонн, поддерживающих арку с надписью «Трудовые резервы», и вдыхая темный водяной воздух. Со стадиона отчетливо тянулся млечный след страха, но уже застарелый, вчерашний… Это он Розку так пуганул? Ничего себе! Или кого-то еще?
За колоннами у входа вспыхнуло окошко; ну правильно, должен быть сторож, и дырка в заборе обязательно должна быть. Он подумал, обошел колонну и постучал в окошко.
– Ну? – крикнул изнутри сторож.
Вася полез во внутренний карман штормовки, извлек удостоверение и приблизил к грязноватому стеклу.
– Сейчас! – отозвался сторож.
Он вылез из каптерки и, недовольно отряхиваясь на дожде, отпер калитку.
– И что? – спросил он мрачно.
– Кипяточку попить бы, – честно сказал Вася.
– Положим, – сказал сторож, пропуская Васю внутрь. На электроплитке кипел чайник.
Каптерка была тесная и пахла внутри нестираным, залежалым бельем. Вася уселся на хлипкую скамью и, морщась, взял в руки горячий стакан.
– И что? – повторил сторож.
– Да ничего, – неопределенно сказал Вася. – Дай, думаю, загляну.
– Это насчет трупа? – спросил сторож равнодушно. – Так тогда не моя смена была.
– Ну и фиг с ним, – сказал Вася.
Какое-то время они сидели молча, прихлебывая чай. Чай отдавал веником, но был горячим и крепким.