Всё ещё будет - стр. 19

Они продолжили ужин, разговор становился всё тише, как будто подходил к границе чего-то более личного и хрупкого. Сергей задумчиво помешивал чай, наблюдая за сестрой.

– Люда, что с тобой происходит, – решившись, он опять спросил. – Ты совсем не такая, как раньше?! Это уже не просто печаль. Такое впечатление, что ты чего-то боишься?! Я прав?

Людмила опустила глаза и долго молчала, будто собираясь с силами.

– Понимаешь, Серёжа, – несмело прошептала она, – мне уже несколько ночей подряд снится один и тот же сон. И он не просто пугает, он будто преследует меня. Я просыпаюсь с ощущением, что это не просто кошмар!

– Какой сон? – Сергей напрягся, наклонившись ближе.

– Девочка, – дрожащими голосом выговорила Людмила. – Она в гробу, она плачет. Плачет, как будто живая. И я не могу понять: живая она или уже мертва. Но в голове, как молоточек стучит, что живая!

Серей вздрогнул. Взгляд стал настороженным, и даже лёгкая тень недоверия скользнула по лицу.

– Ты хочешь сказать, что похоронили живую девочку? – спросил он.

– Именно так! – ответила Людмила, и в её глазах отразился ужас.

Сергей провёл рукой по лицу, как будто стряхивал наваждение.

– Люда, ты не думаешь, что это просто кошмар от перенапряжения, от стресса? Ты ведь с тех пор толком не отдыхала, не давала себе выдохнуть.

– Нет, Серёжа, это не просто страшный сон. Она словно зовёт меня, просит о помощи, только я не могу понять какой? Но я понимаю, что должна что-то сделать? Если промолчу, если проигнорирую, не смогу жить с этим.

Она говорила всё тише, будто боялась, что стены услышат.

– Сестрёнка, ты меня пугаешь?! – с ужасом глядя на Людмилу, он взял её за руку. – Я хочу тебе помочь, но как? Даже если всё это не просто воображение, откуда мы узнаем, кто эта девочка? Где она? Когда это было?

– Я не знаю! – всхлипнула Людмила. – Но я чувствую, что должна, хотя бы попытаться. Мне просто нужно понять, что это значит, иначе я сойду с ума от чувства вины?! Оно жжёт изнутри. Как будто я уже что-то не успела.

Сергей почесал затылок (старая привычка, появляющаяся, когда он начинал нервничать).

– Люда, это звучит абсурдно! – его голос был сух, но взгляд обеспокоенный. – Ну как ты себе это представляешь? Искать по снам? Девочку? Где? В морге? На кладбище?

– Я не знаю?! – её голос дрожал, глаза наполнились слезами. – Но, если она правда жива, если я чувствую не просто так? Я не прощу себе!

– Нет! – воскликнул он, обняв её крепче. – Ты просто измотана, пережила трагедию. Люда, это всего лишь сон, жуткий, но сон. Не говори никому об этом, умоляю. И не пытайся ничего расследовать. Это опасно, а скорее бессмысленно!

– Я понимаю, – шептала она сквозь слёзы, – но мне страшно. Я не справляюсь!

– Пожалуйста, успокойся, – просил он, почти умоляя. – Ты мне нужна. Девочкам нужна. Не давай этому тебя сломать!

Ночь не принесла утешения. Когда Людмила легла в постель, страх вновь накрыл её с головой. Сон, будто размытый тенью, снова подкрадывался к ней из темноты.

– А вдруг она всё ещё жива? Вдруг плачет сейчас? Захлёбывается, зовёт, а я ничего не делаю? – мысли клубились, мешали дышать.

Где-то в груди тяжело стучало сердце, словно пыталось вырваться наружу.

Несколько дней Людмила вместе с братом ходила по инстанциям, связанным с оформлением страховки. Их встречали одни и те же равнодушные, отрешённые взгляды, сотрудники за стеклянными перегородками, в мерцающем свете люминесцентных ламп, будто прятались за масками безразличия. Особенно тягостно было видеть, как они поджимают губы, едва слышат слово «вдова», и почти физически отстраняются, как будто это не человек пришёл с бедой, а прокажённый!