Всё, что от тебя осталось - стр. 25
– Ну я их уже как с прошлой осени не зову, стало быть, сейчас только ты из нас двоих этим занимаешься, – Алексей был полон терпения к моему эгоцентризму.
Он снова резким движением коснулся ладонью моего носа, сигнализируя сию же секунду прекратить разговоры. Где-то совсем близко мощные ноздри издали еще один сап, а тяжелые шаги лишь спустя несколько секунд неспешно отдалились.
– Что значит зову? И кого их? – первым делом зашипел я, когда все стихло.
– Господи, я думал, ты более смышленый! Тех самых, хвостатых и рогатых… Ну! Догадываешься?
– А если позвать Господа Бога, он тоже придет?
Алексей впервые с момента нашего знакомства разразился хриплым смехом:
– Нет, не думаю. Не подходящее тут для него место.
Я, окрыленный маленькой победой в демонстрации искрометного юмора, с улыбкой добавил:
– И чем же ему место не угодило?
На что мой спутник снова нахмурился и почесал затылок.
– Как-то раз я ехал здесь один, – хриплым голосом начал он. – Была осень и вдоль обочины немного выше по склону я заприметил мясистые шапки боровиков. Остановил машину и собрал два больших мешка, а после спустился в лес и продолжил сбор там. Чем глубже я продвигался, тем больше грибов находил, и в какой-то момент, подняв голову, мой взгляд наткнулся на заброшенную избу. Это был срубленный из необработанных бревен домик, огороженный по периметру частоколом. Моя находка не была бы столь примечательной, если бы не ее странный вид. Все бревна от частокола до стен сооружения были исцарапаны длинными когтями. Земля вокруг местами была вскопана, а от засохших земляных булыжников в разные стороны отходили все те же царапины, сделанные человеческой пятерней. Все выглядело так, словно из-под земли время от времени кто-то выбирался и нападал на дом. В глухом лесу много всякой живности, но я не знаю ни одного зверя, способного оставлять такое. Любопытство одолело страх, и я зашел в хижину. Ее земляной пол был сырой и дурно пах. Сквозь единственное окно попадало не так уж много света. Я включил встроенный в мобильном телефоне фонарик. От увиденного мои руки задрожали, и я выронил аппарат на землю. Тот, упав экраном вниз, простер свой яркий луч сквозь темноту. Он тускло озарил бревенчатые стены и обнажил их жуткие портреты. На меня смотрели безобразно изуродованные лица, вырезанные острым предметом по мягкой сосне. Они подобно негативам на пленке навсегда отпечатались там, покрывая избу от самой крыши до вязкой земли. Из темного угла на меня смотрел безумный старик, справа от него, оголив ряд острых зубов, хищно улыбался завсегдатый житель преисподней. По другую сторону удлиненное лицо с мертвецки закатившимися глазами. Кто-то дыхнул мне в затылок, и я почувствовал, как могильный холод пробежал по спине. Я резко обернулся, наткнувшись на бездонный взгляд из самого темного угла, который заставил мои руки похолодеть от ужаса. Не помня, как поднял свой телефон, я выбежал на улицу. Оставив все грибы у частокола, я уносил ноги как можно дальше от этого места. Однако, отбежав не так далеко, я вдруг остановился. Отдышавшись, я решил все же вернуться…
Я пытливо заглянул Алексею в глаза, но тот не ответил на мой взгляд.
– Солнце садилось, – продолжал он. – Оно бросало свои косые лучи сквозь сосны, в которых довольно быстро растворился мой страх. Вскоре я снова подошел к избе и, подняв перед собой телефон, увидел бордовую липкую грязь. Она тянулась мерзкими жилами от пальца к пальцу и извергала невыносимое зловоние. Это была чья-то кровь. Воздушный шар терпения оторвался в моем животе и моментально подлетел к горлу. Все это было непонятно, жутко и противоречиво – меня чуть не стошнило. Но я прошел войну, мальчик. Я проплыл свое море крови, понимаешь?