Всадник Сломанное Копье - стр. 21
В качестве цаконов (матросов), просалентов (гребцов), букинаторов-трубачей и сифонаторов, в задачу которых входило обслуживание установок для «греческого огня», на кораблях служили только византийцы и газмулы, выходцы из смешанных греко-латинских семей. Команды кораблей из местных жителей давали полную гарантию от предательства и от того, что они сдадутся на милость победителя.
Но засилье венецианских и генуэзских купцов привело к упадку византийской торговли, являвшейся важным источником пополнения императорской казны. Высшие сановники без стеснения опустошали и без того оскудевшую сокровищницу басилевса. Все это неизбежно повлекло за собой ослабление армии и флота, который практически перестал существовать. Византийцы привыкли прибегать к услугам хитроумных венецианцев.
А великий друнгарий (командующий флотом) Михаил Стрифна, родственник императора Алексея III, имел обыкновение превращать в золото для пополнения своей сокровищницы не только рули и якоря, но даже паруса и весла. Он полностью лишил византийский флот больших кораблей, посчитав это «удовольствие» слишком дорогим для империи. Еще недавно грозные дромоны и фортиды гнили в отдаленных бухтах, чтобы не смущать народ, своими черными остовами напоминая флаги, которые вывешивали в местностях, зараженных чумой.
Кто жалеет денег на собственную армию, вынужден кормить чужую…
Василько тяжело вздохнул и перевел взгляд на стены, где шла подготовка к отражению штурма. За зиму, пока крестоносцы-пилигримы торчали лагерем в окрестностях Константинополя, дожидаясь обещанных выплат, жители города хорошо укрепили стены города, надстроили сверху каменных башен деревянные и прочно укрепили их снаружи, обшив досками и прикрыв сверху бычьими шкурами. Во время приступа шкуры поливали водой, и башни нельзя было поджечь.
Стены имели добрых шестьдесят стоп[18] в высоту, а башни – все сто. На стены установили дополнительно сорок камнеметов в тех местах, где, как предполагалось, пилигримы могли пойти на приступ.
– Выбираешь место, где сподручней умереть? – послышался знакомый голос.
Василько обернулся и увидел Андрейко. Обычно улыбчивое лицо его друга было хмурым, а в ясных голубых глазах таилась тоска.
– Отобьемся! – ответил Василько, но уверенности в его голосе не прозвучала.
– Твои бы слова да Господу в уши. Город обречен.
– Не говори глупости! – рассердился Василько. – Иначе накличешь беду.
– Это чистая правда. А беда уже давно пришла. Горожане не идут в ополчение. Никто не хочет сражаться за узурпатора, которым они считают нового императора. На стенах только наемные войска и пизанцы. Но нас очень мало!
– И что ты предлагаешь?
Андрейко бледно улыбнулся и ответил:
– Стоять. До последнего. Такова наша участь. Мы поклялись на кресте сражаться за императора и ничего уже изменить нельзя.
Василько мрачно глянул на друга и обречено опустил голову…
В пятницу 12 апреля 1204 года, за десять дней до Вербного воскресенья, пилигримы и венецианцы построили свои корабли борт к борту, франки перегрузили боевые орудия на юиссье и галеры, и двинулись по направлению к городу. Флот крестоносцев растянулся по фронту едва не на целое льё[19].
На носу огромной флагманской галеры стоял Энрико Дандоло, великий дож Венеции. Ветер нещадно трепал бордовые полотнища с грозными крылатыми львами евангелиста Марка, гербами Венеции, которые были затейливо вышиты на знаменах золотыми нитями. Львы изгибались под порывами ветра и хищно щерили клыки в сторону неприступных стен Константинополя.