Время тишины - стр. 16
По пути к Бубликову я притормозил у киоска и приобрел свежий номер газеты «Из первых уст». На ее страницах нашел тот же топорный стиль и те же вопиющие факты, свидетельствующие о том, что мы живем в обществе высокопоставленных казнокрадов. Складывалось впечатление, что в нашем городе нельзя плюнуть, чтобы не попасть в чиновника-казнокрада. А еще, к великому ужасу, я обнаружил в газете знакомую фамилию под тремя, на сей раз, статьями: Разумовский.
При таких обстоятельствах являться на поклон к Бубликову было опасно. Выйти от него я мог уже в наручниках за какое-нибудь надуманное преступление. Возможно, я слегка накрутил себя. Но когда сердце подскакивает в голову и, заменив собой мозг, начинает гулко стучать в висках, тут не до здравых размышлений. Я подумал, что Бубликов тоже может оказаться чиновником-казнокрадом. А неизвестно об этом лишь потому, что газета «Из первых уст» просто не успела про него написать. Глупо же я буду выглядеть, явившись к нему с просьбой о работе.
И я принял то единственное разумное решение, которое мог, на мой взгляд, принять. Я нашел на последней полосе газеты адрес редакции и отправился туда, чтобы, наконец, намять бока зарвавшемуся редактору-учредителю. Редакция располагалась на одной из окраинных улиц в пристройке к многоэтажному панельному дому. Такие районы чаще других фигурируют в милицейских сводках происшествий. Видимо, раньше в пристройке размещался магазин, скорее всего, овощной. Наверное, он разорился и съехал, а нового владельца пристройка долго не могла найти. Что и неудивительно, учитывая месторасположение. Кого заманишь в такое захолустье? Разумеется, кроме живущих там людей. Впрочем, у них просто нет выбора.
Над дверью в пристройку красовались две таблички. На одной, выцветшей от времени, было аккуратно выбито под трафарет: «Сдается в аренду». На другой, картонке от коробки, маркером от руки было начертано: «Редакция газеты «Из первых уст». Открыв тяжелую металлическую дверь и войдя внутрь без стука, я прошел через тамбур длинною метра в полтора и ступил в полутемное помещение. В нос ударило странное ассорти из запахов. Пахло сыростью и гнилью, к которым примешивался аромат недорогого мужского парфюма и чесночной колбасы. Дедукция подсказала, что слопали ее за пару минут до моего появления. А значит, живые существа посещают обитель скорби и печали.
Сделав шаг, я наткнулся на металлическую строительную тележку, больно ударившись ногой. Затем бедром напоролся на стол, поставленный зачем-то посреди прохода. Возможно, он служил преградой на пути незваных гостей вроде меня, чтобы дать редактору время улизнуть через черный ход. Позже я узнал, что черного хода там нет. Постепенно глаза привыкли к тусклому свету, скупо сочившемуся сквозь грязные окна. Я разглядел помещение. Это был просторный, явно торговый, в прошлом, зал, заставленный разломанными и расшатанными стульями и столами, среди которых затесались несколько школьных парт, этажерками, мешками с мусором и прочим хламом. Все было заляпано краской. Складывалось впечатление, будто кто-то затеял тут ремонт, но бросил его и сбежал, до смерти напуганный армией призраков.
Менее всего помещение напоминало редакцию. Уж поверьте, я бывал в разных редакциях. Некоторые с полным основанием можно назвать свинарником. Однако то, что предстало моим глазам, не шло с ними ни в какое сравнение. Я решил, что ошибся, несмотря на табличку над дверью. Возможно, Гудомаров-младший арендовал помещение, но пока сюда не въехал. Трудно представить, чтобы творческий человек мог трудиться в условиях, один вид которых вызвал бы инфаркт в груди честного санинспектора. Да что там творческий, любой нормальный человек вряд ли смог бы тут трудиться.