Время красного дракона - стр. 30
– Ты, Коробов, дурак! – выкрикивал ему Ильдрым.
Прокурор Соронин, Завенягин и Ломинадзе размышляли, где взять официантов и поваров для обслуживания иностранцев, которые приедут из Англии, США, Германии, Франции, Италии, Бельгии…
– Опозоримся! – твердил прокурор.
– Давай проведем испытание, – предложил Завенягин.
После ухода Фроськи стол с гостями обслуживала рябая баба, домработница Завенягина – Глафира. Когда-то она работала официанткой в ресторане «Атач», вроде бы имела опыт по сервису. Завенягин попросил:
– Глафира, накрой стол заново. Сначала принеси ложки и вилки, разложи их перед гостями. Но представляй, Глафира, что это не мы сидим, а важные гости, иностранцы.
– Откель иностранцы? – спросила Глафира.
– Из Гваделупы! – сгрубил прокурор.
– А вы не выражайтесь. А то буздырыкну по губам, хоть вы и прокурор! – уперла руки в боки Глафира.
Авраамий Павлович успокоил свою домработницу:
– Глафира, сделай, пожалуйста, то, о чем тебя попросили.
Ломинадзе ткнул пальцем в прокурора:
– А ты знаешь, откуда ты приехал?
– Откуда? – пьяненько поинтересовался Соронин.
– Из Гвадежопы! – вполголоса продекламировал Ломинадзе. Завенягин тоже пытался уязвить прокурора, видя, что он выплатил червонец за остроумие секретарю горкома партии:
– Гоголю надо бы заплатить, Иван Петрович.
– За что? – осоловело покачнулся прокурор.
– А у него фраза классическая: есть один порядочный человек у нас в городе – прокурор, да и тот, если признаться честно, свинья!
– Это мы уже слышали!
Глафира сошла с крыльца напыщенно, картинно, неся впереди себя серебряный поднос. Глаза ее были устремлены в какую-то неведомую даль, должно быть – в коммунизм. Она раскладывала ложки и вилки, будто свершала магический обряд. Возле Завенягина Глафира споткнулась, уронила ложку на землю, но тут же подняла ее, вытерла подолом своей юбки, положила с извинительным поклоном на стол.
– Хватит! – хлопнул в ладоши Ломинадзе. – Иди, Глафира, отдыхай!
Гости хохотали. Виссарион Виссарионович говорил:
– Представляешь, Авраамий? Сидят иностранные гости за столом. А наша русская баба роняет ложку, вытирает ее подолом своей грязной юбки и подает с реверансом: мол, кушайте на здоровье!
– Я бы не стал драматизировать ситуацию. До конгресса еще далеко. Можно создать курсы поваров, официантов.
Ломинадзе вскинул руки к небу:
– Вай! Кто будет преподавать? Кто может у нас в городе нарезать осетрину? Кто может изготовить приличное блюдо, салат? Кто умеет красиво и с достоинством обиходить стол? Этикет обслуги – это искусство!
Придорогин, видимо, все время прислушивался к разговору Ломинадзе и Завенягина. Он встал, поднимая фужер:
– Я знаю, кто может обслужить международный конгресс!
– Кто? – заинтересовался Ломинадзе.
– У меня на спецпоселках и в колонии у Гейнемана есть царские повара, фрейлины разные, графини. Мы дадим их на месячишко вам. Пользуйтесь нашей добротой. Они у нас на черных работах: роют котлованы, подносят кирпич. Так сказать, искупают вину, перевоспитываются.
Войдя через калитку, Порошин увидел во дворе директорского особняка обшарпанную легковушку своего начальника. Придорогин часто водил автомашину сам, не любил ездить с шофером. Завенягин заметил нового гостя:
– Проходи, Аркадий. Садись за стол.
Ломинадзе наполнил фужер коньяком: