Время Энджи - стр. 1

Путь до Тритона проходил по местам, куда взрослые не совались. Света здесь не было – темнота лежала повсюду. Такая густая и плотная, что об неё, казалось, можно было споткнуться. И в ней плавали едва заметные мерцающие точки – старые красные маркеры, обозначавшие не то двери, не то проходы, не то еще что-то. От шагов они прыгали по стенам, оставляя в темноте розовый тлеющий след. Если бы не они и не фонарики – что закроешь глаза, что откроешь – никакой разницы.

Три ярких белых пятна медленно плыли в этой темноте. Одно из них приблизилось к ограждению и сорвалось в бездну.

– Шахта, – прошептал голос за фонариком.

Непроходимой стеной перед ними возвышалось огромное черное пространство – плотная, бездонная пустота похожая на застывший кошмар – когда-то здесь, наверное, ходил невообразимых размеров лифт. Ребята остановились, что-то хрустнуло под ногами и сразу же успокоилось, тишина заполнила воздух.

– Ух… – качнулся фонарик.

– Да, – дрогнул второй.

– Страшно…, – прошептал третий.

– Ой да ладно, сто раз ходили…, – вздохнул первый.

Всю шахту проходить не требовалось, они спустились всего на три этажа.

– Стой, – поднялась рука. Все замерли.

Лёгкий, но глубокий, едва слышный гул, который ощущался скорее ногами, чем ушами – обычное дело для Энджи. Прислушались, нет ли в нём чего-то нового, чужого и лишнего. Нет. Один фонарик свернул в сторону, выхватывая из темноты серые металлические обломки похожие на огромного паука.

– Робот, – сообщил он тихо.

– Вижу, – шепнул второй. – У башни привал.

– Почему всегда у башни? – возмутился первый.

– Потому что, – отозвался второй. – Мы это сто раз обсуждали.

Второй фонарик приблизился к «роботу», пятно света стало ярче, в нём сверкнули суставы. Фонарик дёрнулся, свет забрался в небольшое углубление с зеркальной поверхностью на дне.

– Ты думаешь её вернут? – хмыкнул первый.

– Ну…

– Ага, жди…

– Мало ли, – печально вздохнул второй.

– Головы в другой раз поищем…

– Почему в другой?

– Потому что, – раздраженно отозвался первый. – Всегда одно и то же. Сколько можно?

– Меня не хватятся, хоть час околачивайся, хоть три, – вступил в разговор третий.

– Вы сговорились что ли?

– Нет, а что? – сердито шепнул второй.

– Что, что… мы здесь не одни, вот что…

– Ну тихо ведь… – все трое на мгновение замерли, задерживая дыхание, прислушиваясь, затем осторожно выдохнули, – тихо ведь, нету их.

– Блин, – поднялся первый фонарик, освещая бледное лицо, – Ник, ты чего?

– Убери, – зажмурился Ник.

– Ладно. Давай только на обратном пути.

– Да! – тихо воскликнул Ник. – Да, давай. Ура!

Головой они называли плоский квадратный предмет, размером примерно с ноготь, без которого на Энджи не включалось ни одно устройство. Даже самому простому чайнику непременно требовалась хоть какая-нибудь голова. Тем более без головы не работали устройства более сложные, такие как пылесос или стиральная машина, гидраторы, роботы, или оружие. Внутри каждой головы содержался экземпляр искусственного разума Энджи – крохотная упрощённая копия с ограниченной силой интеллекта и возможностями. И чем сложнее было устройство, тем умнее голова ему требовалась. Уровень интеллекта головы определялся по выбитым на её корпусе цифрам. Самые слабые, где номер начинался с единицы, годились для фонарика – 100, для чайника чуть сложнее – 101, а если у чайника имелось несколько кнопок – 102. Микроволновка – 110, телевизионная панель – 122 и так далее. Более умные головы имели в начале цифру 2 и 3. Однако, двоечки почти невозможно было найти, не говоря уже о троечках и выше: пятёрках, семёрках, восьмёрках или девятках, про которые среди мальчишек ходили настоящие легенды. Утверждалось, например, будто есть на Энджи «тридевятка» – голова с маркировкой 999. Что существует она лишь в одном единственном экземпляре, и способна управлять совершенно всем: любым устройством и даже самой станцией.

У старого разбитого робота, что валялся в проходе и был похож на паука, несомненно, тоже имелась когда-то голова. Скорее всего, троечка. Всё-таки робот – сложное устройство. И эту голову можно было бы вставить куда угодно, хоть в чайник, хоть в фонарик – аппаратный интерфейс представлял из себя гладкую зеркальную плоскость, куда магнитилась любая, подходящая по размеру. Но лучше всего было бы такую голову продать, потому что стоила она немало, а устройств соответствующей крутизны у ребят всё равно не было.

– Привал, – объявил фонарик.

Все трое остановились. Пятна света суетливо забегали по стенам, проваливаясь в черные выбоины и вспыхивая на белых непонятных надписях.

– Как думаешь, Эха, он уже знает, что мы идём?

– Кто? Тритон?

– Ну.

– Конечно знает. У него всюду глаза и уши. Почему, ты думаешь, его до сих пор не разобрали?

– Как почему? – хмыкнул Ник, – Это же Тритон!

– Вот. У него голова, наверное.. – Эха задумался, прикидывая, какая могла бы быть у Тритона голова. Фонарик уставился в потолок. Фантазия рисовала невероятные числа.