Возвращение в Оксфорд - стр. 62
Неудобно получилось со свидетельством казначея: та видела мисс Гильярд у дверей профессорской как раз в понедельник утром, перед службой. Но мисс Гильярд объяснила, что только до двери и дошла: она собиралась в профессорскую за забытой мантией, но потом вспомнила, что оставила ее в Елизаветинском здании, и отправилась туда, еще не успев войти в комнату. Она сердито осведомилась, уж не подозревает ли казначей, что это она испортила гранки. “Разумеется, нет, – заверила мисс Стивенс, – но если бы мисс Гильярд заходила в профессорскую, она бы знала, были ли гранки в комнате на тот момент, и, соответственно, помогла бы установить или terminus a quo, или же, напротив, terminus ad quem”[99].
Этим список вещественных доказательств исчерпывался, не считая того факта, что у колледжского секретаря и финансового распорядителя мисс Эллисон пропала большая бутылка типографских чернил. Ни в субботу вечером, ни в воскресенье распорядитель в свой кабинет не заходила и могла сказать только, что в час дня в субботу бутылка была еще на месте. Дверь кабинета она никогда не закрывала, поскольку деньги хранились в другом месте, а все ценные бумаги были заперты в сейфе. А ее помощница жила не в колледже и в выходные не приходила.
Больше интереса для следствия не представляло почти ничего – разве что на стенах в коридорах и туалетах то и дело появлялись грубые надписи. Но надписи эти, конечно, сразу же стирали, поэтому осмотреть их было нельзя. Разумеется, после пропажи и порчи гранок следовало принять административные меры. Доктор Баринг обратилась ко всему колледжу и призвала очевидцев дать показания. Но никаких показаний не последовало, и ректор написала приказ, запрещающий разглашать информацию о происходящем за пределами колледжа: всякому, кто поставит в известность прессу, университетскую или национальную, грозило строгое дисциплинарное взыскание. Кроме того, члены Шрусбери осторожно навели справки в других женских колледжах и выяснили, что такого рода безобразия нигде больше не творятся.
Поскольку на данный момент все факты свидетельствовали о том, что нападки на колледж начались не раньше прошлого октября, подозрение закономерно пало на студенток первого курса. Когда доктор Баринг дошла до этого пункта, Гарриет сочла, что пора вмешаться.
– Боюсь, – сказала она, – что мои показания позволят исключить и первый курс, и вообще большую часть студенток. – И, борясь с неловкостью, она рассказала о двух подметных письмах, которые обнаружила во время встречи выпускников.
– Благодарю вас, мисс Вэйн, – сказала ректор, когда Гарриет окончила свой рассказ. – Мне искренне жаль, что вам пришлось пережить столь неприятные мгновения. И разумеется, ваше свидетельство существенно сужает круг подозреваемых. Если злоумышленник присутствовал на встрече выпускников – значит, скорее всего, это либо кто-то из немногих студенток, которые тогда остались в колледже из-за устных экзаменов, или кто-то из скаутов, или же одна из нас.
– Да. Боюсь, что именно так.
Доны переглянулись.
– Очевидно, – продолжала доктор Баринг, – это не может быть одна из выпускниц, поскольку выходки продолжаются уже довольно долго. Не может это быть и кто-то из посторонних, кто в колледже не живет, – некоторые письма подбрасывали в комнаты прямо под дверь, а кроме того, установлено, что надписи на стенах появлялись уже после полуночи. Таким образом, виновника следует искать среди сравнительно небольшого круга лиц – среди тех трех категорий, что я обозначила.