Возвращение в Оксфорд - стр. 53
– Простите, что все роняю – шелк такой скользкий. Да, вы правы, это большая проблема. Если честно, я думаю, в таком случае придется выбирать.
– И никаких компромиссов?
– Не думаю, что тут возможен компромисс.
– О времена! Англичанка поносит священный компромисс!
– Ну, я не совсем англичанка. Во мне есть примесь шотландской и ирландской крови.
– Это и значит, что вы подлинная англичанка. Какому еще народу придет в голову хвалиться своей смешанной кровью? Я и сам англичанин до мозга костей, но именно потому, что на одну шестнадцатую француз, не считая обычных примесей. Так что компромисс у меня в крови. Ну так вот. Меня-то вы куда отнесете – к тем, которые с сердцем или которые с умом?
– В уме вам не откажешь, – сказала Гарриет.
– А кто возражается, Бетси?[85] Да и в сердце вы мне отказать не можете – разве что в своем.
– У вас, как у остроумцев елизаветинской поры, по два смысла на одно слово.
– Слово было ваше. И себе вам тоже придется кое в чем отказать. Амплуа Цезаревой жертвы требует жертв.
– Какой жертвы?
– Ну как же: скотины без сердца[86]. Вы, кажется, снова уронили салфетку?
– Нет, на этот раз сумку. Она у вас под левой ногой.
– О… – Питер огляделся, но официанта и след простыл. – Что ж, – продолжал он, не двигаясь с места, – конечно, люди с сердцем должны заботиться о людях с умом, но, видите ли…
– Не беспокойтесь, пожалуйста, – сказала Гарриет, – потом подниму.
– Просто у меня сломаны два ребра. Я не уверен, что если полезу под кресло, то потом вылезу обратно.
– О господи! Я-то думала, почему вы держитесь как-то натянуто. Что же вы сразу не сказали? Сидели тут как мученик и вводили меня в заблуждение.
– Все я делаю не так, – горестно проговорил он.
– И как это вас угораздило?
– Просто упал со стены – самым прозаическим образом. Я немного спешил – с той стороны стоял довольно непривлекательный тип с ружьем. И ладно бы стена, но под ней была садовая тачка. И ладно бы сломанные ребра, но там еще и пластырь. Приклеился намертво, зараза, и зверски чешется.
– Какой кошмар. Очень вам сочувствую. А что же тип с ружьем?
– А, этот… Боюсь, повседневные заботы его больше не тревожат.
– А сложись иначе, это вас бы они не тревожили?
– Возможно. А я бы больше не тревожил вас. Будь у меня ум в ладу с сердцем, я бы, наверное, обрадовался такой перспективе. Но в тот момент ум мой был сосредоточен на работе, так что я предпочел спастись бегством – и обеспечил себе возможность окончить дело.
– Ох, Питер. Я рада, что все обошлось.
– Правда? Вот видите, даже самый мощный ум не вполне бессердечен. Так, дайте подумать. Просить вашей руки сегодня не положено, и вряд ли несколько ярдов пластыря дают мне право на поблажку. Но если вы не против, кофе мы выпьем в гостиной – этот стул не мягче садовой тачки и почему-то впивается в тех же самых местах.
Он осторожно встал. Пришел официант, поднял сумку, а заодно несколько писем, которые Гарриет забрала у почтальона, выходя из дому, и, не распечатывая, сунула во внешний карман сумки. Уимзи провел ее в гостиную, усадил в кресло, затем, скорчив гримасу, тяжело опустился на низкий диван.
– Что, тяжко?
– Когда уже доковылял, то ничего. Простите, что всегда являюсь на наши встречи в таком немощном состоянии. Это я, конечно, нарочно – чтобы привлечь ваше внимание и вызвать сочувствие, но боюсь, мои маневры слишком очевидны. Что вы будете с кофе – бренди или ликер? Будьте добры, Джеймс, два бренди.