Возвращение пираньи - стр. 20
– Понял, – хмуро сказал Мазур. – Не дите.
– Топает, орел… – прямо-таки с нежностью сказал Кацуба. – Знал бы ты, как приятно быть объектом разработки ДНГ, располагая дипломатической ксивой… Привыкли они к нам уже, могут себе позволить и взглядом на девочку отвлечься… Словом, с этой стороны – благолепие. Но! – Он еще более понизил голос. – Все эти четыре дня мы с тобой – в плотной и профессиональной «коробочке». Проще говоря, постоянно в кольце весьма толковых ребят и девочек, которые крутят двойную задачу: и не потерять нас из виду, и не дать себя засечь индивидуумам из ДНГ, каковые тоже не лопухи. Сомнений никаких. У вторых – не стиль ДНГ, вообще не местный стиль. Они прекрасно ориентируются в городе, они, в определенном смысле, здешние, но все же они – не отсюда…
– Конкуренты? – спросил Мазур.
– Очень похоже. Так что поздравляю – мы под колпаком. Я, конечно, пока не могу сказать, знают они твердо, что мы – это мы, или же просто вцепляются в каждого новоприбывшего перспективного русского, но жизненный опыт подсказывает, что склоняться лучше к первому варианту.
– А если так, что делать? – спросил Мазур. – Как ты верно подметил, тут – исключительно твоя епархия…
– Приказ прост – ждать инструкций, – вздохнул Кацуба. – Стоп, опять пошли интересные дела…
Улица была сплошь застроена добротными старинными домами, где смешались разнообразнейшие стили: ажурные металлические ворота, тонкие чеканные решетки, защищающие окна, резные деревянные балкончики, мавританские аркады… Слева, на стене из красного кирпича, белели огромные белые буквы: «PIR», определенно нанесенные с помощью баллончика с краской, и, похоже, совсем недавно – Мазур явственно рассмотрел, как ползут по кирпичам извилистые тонюсенькие ручейки.
И он моментально подметил, что прохожие – отнюдь не принадлежавшие к низшим классам – ведут себя странновато. Стена с надписью словно была ограждена невидимой полукруглой завесой, которую видели все, кроме Мазура – люди шли по дуге так, словно завеса реально существовала, на нее можно налететь и чувствительно расшибить лоб, огибали невидимое препятствие, причем исхитрялись делать это как бы непроизвольно, весьма даже непринужденно, будто испокон веков по этой стороне улицы все так и ходили…
– Ага, – сказал Кацуба негромко. – Можешь остановиться и глупо таращиться – мы ж с тобой нездешние, любопытно нам, тем более – должно быть насквозь непонятно…
– Герильеро?
– Не совсем. «Партидо Искуердиста Революсионарио» – Партия Левых Революционеров. Духовные братцы нынешних герильеро, но – сугубо городские. Нужно купить газету, похоже, герильеро откололи очередной номер, в этом случае пировцы моментально одушевляются и начинают пачкать стены с удвоенным усердием…
– Я так понимаю, они под запретом?
– Не то слово… Стоп. – Кацуба взял его под локоть и остановил метрах в десяти от надписи. – Везет тебе, я этих мальчиков своими глазами никогда и не видел, хотя наслышан…
Медленно подъехал довольно новый светло-синий «опель», отчего-то он был без номера. Одновременно распахнулись обе передние дверцы, вылезли два парня в бежевых просторных брюках и белых рубашках навыпуск (Мазур наметанным глазом определил, что у каждого на поясе нехилая кобура), в темных очках. Держась так, словно на улице, кроме них, не имелось ни единой живой души, они вразвалочку, неторопливо подошли к подтекающим белым буквам. Один достал из заднего кармана крохотные баллончики, кинул на них взгляд, два убрал, один оставил. Второй приложил к стене нечто напоминающее трафарет. Короткое шипенье, невесомое облачко бьющей из баллона под давлением краски – и белые буквы оказались словно бы перечеркнутыми черным рисунком: череп со скрещенными костями, большие литеры Е и М.