Возвращение Пилота. Старатель - стр. 9

Спускаемся до двухсот пятидесяти – к трещинам, готовым почти полностью перекрыть обзор, добавляется плач силового набора – самое поганое, что может услышать ухо пилота.

Всё. Конец.

Ещё немного и балки, составляющие костяк корабля, вскрикнув напоследок, начнут ломаться, разваливая корпус машины на части и выбрасывая неудачливого пилота в пустоту.

Но здесь пустоты нет – а значит атмосфера, стоит только силовому щиту сдохнуть, встанет каменной стеной на пути моей скорлупки, расплющивая её о себя. И да – с весьма печальными последствиями для моей тушки.

Тяну рычаг управления на себя, задирая нос Курьера, и, одновременно сбрасываю тягу в ноль.

– Бродяга! Приборы!

– Сто семьдесят! Сто пятьдесят три! Сто двадцать…

– Что сто двадцать?

– А что приборы?! Высота – сто! Семьдесят! Полста!

– Катапульта!

Секунда и дроид, обхватив меня своими манипуляторами, прижимается ко мне. Ещё миг и кресло, взревев движками, вылетает сквозь отскочившую прочь прозрачную крышку кабины, чтобы немедленно отбросить меня прочь, коротким пинком выразив сожаление о столь коротком знакомстве.

Падаем.

Это не страшно. Падение – та же невесомость, привычная любому пилоту… или лётчику – заставляю думать себя местными терминами.

Верчу головой – впереди не то море, не то океан. Нет, подсказывает память Игоря – океан. Тихий. Так его тут называют. Внизу – длинный, вытянутый с севера на юг, остров. Сахалин – в голове само собой всплывает название.

М-да… Дыра. Самая окраина крупнейшей на этом материке страны.

Эх! Раньше! Раньше надо было прыгать! Что я тут найду?!

– Восемь, – слышится в шлеме голос Бродяги:

– Скоро парашют раскрывать пора.

Ну пора, так пора. Не люблю я это дело – висишь как мишень, разве что подруливать чуть можешь.

Рывок.

Над головой, с шелестом раскрывается ярко оранжевый купол.

Ещё хуже – меня же за версту видно будет?! А у местных – война. Чёрт его знает, что им, обезумившим от убийств, в голову взбредёт?! Шарахнут очередью и привет. Я-то как они, не воскресну, чужой я.

Приземление прошло хорошо – спасибо Бродяге, врубившему все свои движки в метрах от поверхности. Отщёлкиваю ремни и яркое пятно парашюта уносится прочь, увлекаемое свежим ветерком.

Так.

Теперь снять скафандр. Лёгкая оболочка, защищавшая меня весь мой путь, сейчас совершенно неуместна, да и не сможет она спасти меня ни от пули, ни от клыков мутантов. А вот сверить под местным солнышком – вполне.

– Вот и прибыли, – охая и растирая ушибленные места, поднимаюсь на ноги:

– И что дальше? Куда идти? – Оглядываюсь по сторонам.

М-да… Видно… Да ни черта, особо не видно.

Мы на опушке леса. Причём, судя по стволам – соснового. Ну, или чего-то местного, весьма и весьма похожего на сосны – высоченные чешуйчатые стволы, с густыми кронами на верхушках. С другой стороны – луг. Тот самый, чья мягкая, порядком выгоревшая на солнце трава, приняла меня в свои мягкие объятья. Чуть дальше, наискось от нас, бежит небольшая речушка, берега которой кое-где заросли камышом. Да-да, или неким местным аналогом с узкими листьями и коричневыми цилиндриками на концах стеблей. Чёрт его знает, что это – пусть будет камыш.

Что ещё?

Птички поют, солнышко светит – прямо идиллия. Сейчас бы удочку, да туда – к камышам. Разуться, опустить ноги в воду и подрёмывать, глядя на танец поплавка, чуть подёргивая его, что б течением не сносило.