Возвращение - стр. 8
– На! Это тебя убережёт. Вернёшься, сыну из неё соску смастеришь.
Ляйсания целует кусочек марли и вкладывает его в руку Ревмиру. Юноша тут же прячет его в нагрудный карман и заключает любимую в объятия:
– Я вернусь, Ляйсания. Ты жди… Вы ждите…
Ляйсания немного успокаивается и вдруг, словно охваченная внезапным порывом, крепко обвивает шею Ревмира руками, прижимается к его губам и всем своим существом словно растворяется в нём. Они замирают в объятиях, стремясь впитать тепло тел, тепло душ, всю любовь, что переполняет их сердца.
– Пять минут осталось! – кричит один из военных. – Через пять минут построение!
Эти слова словно подгоняют прощающихся, заставляют их торопиться сказать всё самое важное, высказать все пожелания. Но время в такие моменты летит неумолимо быстро. И вот уже звучит зычный голос офицера:
– Стройся!
Когда мужчины выстраиваются в шеренгу, офицер окидывает их взглядом и командует:
– По машинам!
Уходящие на войну забираются в кузов грузовика. Места нет, они и стоя еле помещаются. В толпе прощающихся раздаются крики, плач, пожелания – всё это сливается в оглушительный гул. Когда машины трогаются, толпа некоторое время бежит следом. Вскоре крики перерастают в дружный, всеобщий плач.
Плач не был для Танзили чем-то новым. Она росла, слыша его с самого детства. Где бы ты ни находился, из-за угла всегда доносился чей-то плач. Рано утром, днём, тёмными ночами. Плачут женщины. У кого-то умер ребёнок, у кого-то забрали мужа, у кого-то ещё какое-то горе. К этому в какой-то степени привыкаешь. Потому что эта деревня не перестаёт обливаться слезами.
Но такое Танзиля видела впервые. Когда плачет весь народ, это звучит невыносимо, выворачивает душу наизнанку. Если все плачи слились воедино, значит, беда пришла в страну немалая. Наверное, сегодня плачет вся страна. Прощаются навсегда, обливаясь слезами.
Наблюдать за людьми в таком состоянии было невыносимо, и Танзиля ушла от конторы, направившись вдоль берега реки. Даже отойдя на приличное расстояние, она всё ещё слышала этот плач. Вдруг девушка вспомнила об ушедших в лес. Они сегодня не плачут. Но их молчание кажется не счастьем, а предательством всеобщего плача, слёз всей страны. Всё равно это неправильно. Конечно, девушка их понимала. Она сама пережила нечто подобное, думала так же и ждала каких-то перемен. И войну она встретила с радостью не из-за желания совершить подвиг, а в надежде на изменение жизни. Кто знает, может, новая власть освободит её отца, а мать перестанет плакать ночами…
Словно желая доказать справедливость этих чувств, мысли Танзили устремились в прошлое, в тот день, когда началась трагедия. Для Танзили она началась с того момента, когда забрали отца.
4
Неподалёку от дома Танзили текла речушка. Маленькая, безымянная – её просто называли Речкой. Вероятно, один из рукавов Большой реки, что текла на окраине села. На её берегах, усыпанных мелким песком, для детей открывался целый мир свободы. Они предавались всевозможным играм, возводили причудливые замки. В то время любили играть в дочки-матери. Это было давно, когда Танзиля была совсем маленькой. Прошло три… нет, почти четыре года. Танзиля увлечённо украшала стены своего песчаного дома, когда Катя вдруг воскликнула:
– Девчонки, смотрите!
Все обернулись. К мосту приближался чёрный, лощёный автомобиль. Танзиля видела такое впервые в жизни – до этого ей доводилось лицезреть лишь видавшую виды полуторку, что громыхала по деревне. Она застыла, не в силах отвести взгляд. Оля и Катя, казалось, находились в таком же оцепенении. И только Наташа, распираемая гордостью, поспешила блеснуть своими познаниями: