Возрождение, или Граната в руках обезьяны - стр. 46

– Бе-е, нормальный язык, – высунув язык, сердито пробурчал я.

Отходя, взгляд остановил на прозрачной замерзшей слезинке размером с голубиное яйцо, завалившейся в металлоломе. Формой точь-в-точь капля, острый конец заканчивался металлическим колпачком, из которого торчали два коротких штырька с дырочками. Немного покрутив, положил в карман, Эуропе подарю.

Идти далеко как-то лень, побродив по околице, на ближайшем поле посчастливилось подстрелить двух молоденьких зайчат. Добыча слабовата для настоящего мужчины, но с испорченным настроением годится. И впрямь:

С утра не разбудили.

Дед в кузне злой какой-то.

Жужжалка пользу не принесла, изобретения мои, видите ли, пшик.

Эуропа куда-то исчезла.

Любопытство куда-то подевалось.

Удивительная вещь, тысячелетие прошло после катастрофы, а ржаные поля зарастать не собирались, немного лес шел в наступление, уменьшая диаметр, но до средины с такими темпами еще тысяч на пять хватит. Размышляя вслух, не заметил, как подошел к селу.

– Блин! И здесь опередил дед, – выругался я, видя, как над землянкой вьется дымок.

И вдруг от кузни быстром шагом появился дед.

– Кто в землянке? – бросил быстрый, леденящий взгляд на меня.

– А я почем знаю?

Не уступая дороги, шагнули вдвоем в дверь. Ароматом свежежаренного мяса ударило в ноздри. Разложив костер, нанизав на вертело трех куропаток, смотрела на нас Эуропа, скаля белоснежные зубы.

– Вот и хозяюшка в доме появилась сама, а то тебя вряд ли дождешься, – снова не преминул съязвить старый ворчун. – Отдай свою мелкоту, авось и без тебя разберется.

Не успел он договорить, Эуропа забрала зайцев и ловко прихватила с моего пояса нож, убежала наверх потрошить.

– Ах, молодца.

– Достал ты меня сегодня, дед, – я стоял красный, как бурак, выскочил за дверь.

Девчонка ловкими движениями надрезала шкурку возле шеи и резким взмахом сняла ее, выбросила потроха. С широкой улыбкой на лице она двинулась на меня, я, очарованный происходящим, попятился назад в землянку.

– Правильно, так его, потяпешу, – закатился со смеху старик.

– Ваш нож из стали лучше кремневых скребков дикарей. Мне приходилось не раз делать это, чтобы не били, – с грустью в голосе добавила она.

Дед погладил ее по голове.

– Больше никто не посмеет тебя и пальцем тронуть, – и косо посмотрел на меня.

– Ну я-то при чем? – с раздражением пролепетал я.

– А притом, береги ее, как себя, пока не признают за свою, пацаны быстро клеиться станут, – уже спокойнее сказал дед.

– Доченька, дай мясо, я положу в курдюк с настоянными травами, и немного подождем.

– Хорошо. У меня есть еще готовая птица, я обмазала ее глиной, и она теперь готова.

Я поднес немного соли, и мы дружно вонзили зубы в сочное прожаренное мясо.

– Как вкусно! – не сдержав эмоций, воскликнул я.

Доев куропаток, Эуропа принялась за зайчатину.

Я сидел в стороне и любовался ее ловкостью. Сам того не подозревая, полностью погрузился в наблюдение. В ее движениях было что-то завораживающее, мне нравилось, как она управляется с кочергой, загребая угли в середину костра, вот тонкая рука метнулась в сторону, не глядя, взяла поленце и точным броском уложила его меж догоревших головешек.

Взмахнула головой, волосы взлетели в воздух и рассыпались по плечам, спине (ну-у, облом! уже на молодой груди находился небольшой лоскут материи, как он у женщин называется, не вникал). Но от ожидания чего-то большего меня бросило в дрожь, сердце отчаянно забилось. Она, словно насмехаясь, упала на спину, вытянулась вдоль костра и потянулась, обнажив стройные ноги чуть выше колена, взмахнув ими, сделала кувырок через голову назад, юбка, хотя и ненадолго, покинула свое законное место. Девушка приземлилась на четвереньки и, как дикая кошка, прогнула спину. Затем ноги медленно разошлись в стороны, и она села на шпагат возле самого вертела, изящно повернула мясо. Она снова опрокинулась назад, сделала мостик, ткань с груди сдвинулась на голову. У меня захватило дух, мне казалось, что душа улетела, а тело забилось в агонии, жар распространился до кончиков пальцев, кровь дошла до точки кипения, дыхание участилось, как у гончей собаки. Интересно получается, когда мальцом прятался в кустах и подглядывал за купающими женщинами – были только смех, любопытство, но сейчас что это? Что за состояние, когда душа рвется, словно из клетки?