Возраст согласия - стр. 9
Мы подружились с Наташкой недавно. Осенью, когда деревья стояли с ног до головы в желтом, а листья вкусно хрустели под ногами. После звонка я зашла в туалет с двумя лысыми унитазами. Наташка опиралась ногой на ободок и выдувала густой дым в провонявший хлоркой воздух.
– Не скажешь никому?
Она наклонилась к кожаному рюкзаку, стоявшему на разбитых плитках. Достала освежитель воздуха «от табачного дыма» и пару раз пшикнула в мою сторону. Ее круглые глаза внимательно меня изучали.
– Конечно, нет, – ответила я.
После уроков, за ржавыми гаражами, я дрожащей рукой подносила к губам первую в жизни сигарету. Кашляла и нервно вертела головой по сторонам. В каждом прохожем мне чудились соседи или мамины знакомые. От никотина кружилась голова.
– Ничего, скоро научишься и кашлять перестанешь, – подбодрила Наташка. На ней была строгая юбка до колен, но она все равно ходила вразвалочку, как моряк, и на прошлой перемене уже пообещала кому-то вломить…
В этом году друзей в классе у Наташки не было. Училась она плохо, как и я, но это недоразумение искупали родители. Мама Наташки работала поваром в банке, папа – водолазом. В деньгах они не нуждались, в школу приходили исправно, а подарки подносили нестыдные, поэтому учителя Наташку не трогали. Тройки натягивали даже там, где и на ноль наскрести было нечем. У меня такого иммунитета не было. В школе доставалось за все. Даже за «отсутствующий вид».
– Ваша дочь на уроке как будто бродит по Луне, – жаловалась моей маме француженка-классная руководительница, встряхивая пергидрольными кудряшками и недовольно глядя густо подведенными глазами. В них часто лопались капилляры, окрашивая белки красным. В тот год маму часто вызывали в школу. Один раз ей показали мой дневник, запятнанный красными двойками. До этого момента я успешно подделывала ее подпись и говорила, что у меня все в порядке. Мама за это истязала меня молчанием три дня.
А потом ушла в запой на несколько дней и это был единственный раз, когда я радовалась этому. Протрезвев, она забыла о назначенном мне наказании.
Наташкины родители давали деньги не только учителям, но и ей. Поэтому она могла покупать сигареты и алкоголь. В любом ларьке работала незатейливая мантра: «Это для папы».
Тарзанка у школы была нашим любимым, если не единственным развлечением. К громадной железной перекладине с лестницей в виде буквы «Л» привязаны брандспойты с палками. Перелетать лестницу было легко слева и довольно опасно справа.
Но под пивом я лезу на эту страшную лестницу, хватаю самую страшную для меня тарзанку. Волосы летят в разные стороны, ведь внизу опять океан, а я – на вышке. Мне кажется забавной шутка старшеклассника Лысого: «Мама, не жди меня к обеду! Передайте, что я любил её борщ!» Однажды Наташка видела, как он занимался в подъезде любовью с местной красоткой.
Сжимая обеими руками брандспойт, вытертый кое-где добела, я отталкиваюсь от перекладины, лечу вниз и уже через мгновение болтаюсь вокруг столба расплющенной макарониной. Волосы прилипают к влажным щекам, метут по грубому розовому песку.
Боли нет, я кричу от восторга. Но как часто бывает в нашем святом городе – черная туча резко наползает на небо, съедая жар и свет, так и в моей голове подобная туча мгновенно заслоняет собой сверкающее счастье.