Войной опалённая память - стр. 29

– Но чем набиты головки у этих детей и чья это заслуга, – не унимался Илясов, ухватившись за главное и приближаясь к подопечному.

– Теперь будет по-другому. Наведем порядок, – пробует успокоить этого свирепого пса Анта. – Тебя же и назначили, чтобы был новый порядок.

– У меня будет другой порядок, – повторил тоже Илясов, видимо, лесть Анты пришлась ему по вкусу и он немного оттаял.

Поролись, усердствовали полицаи, но ничего так и не нашли. Двое, которые шастали по сараям и погребам, пришли с улицы. У этих тоже безуспешно. Только пылью, сеном да паутиной испачкали одежду, и сейчас вытряхивали его из воротников и откашливались.

Обыск подходил к концу, когда прибежала София. Это было некстати. Скажет что-нибудь лишнее, тогда добром не закончится это посещение полиции.

– Что они тут делают, мама?

– Обыск делают, допрашивают. Оружие ищут. Кто-то сказал, что отец будто скрывается в лесу и приходит по ночам домой, – сориентировала я дочку.

– А кто вопросы здесь задает? Комсомол или мы? – вперился в нее Илясов. За Соню я боялась, дерзкая и решительная была девчонка.

– Комсомолка, небось? – прямо поставил вопрос Илясов.

– Спросите у своей жены, – смело ответила София. Она уже знала, что Илясов оставил в деревне Роги свою старшую жену Маньку Луцевич, а сейчас вынудил жить с ним молодую и красивую комсомолку Стэфку из деревни Кошели.

Иногда такая дерзость либо усложняет дело, либо приносит неожиданную развязку. Вот и сейчас уязвила мужское достоинство эта фраза дочери о женах вооруженного до зубов начальника полиции, и он посчитал за лучшее не связываться с девчонкой в присутствии своего вооруженного отряда.

– Смотрите у меня! – сказал Илясов, уходя, и всей гурьбой они подались в соседнюю деревню, где в лавке могли кутнуть и покуражиться.

Я и без него знала, что смотреть надо в оба глаза. Судьба сводила нас с ним неоднократно. А его зловещий почерк вскоре проявился с новой силой. О нем заговорили все наши деревни. И где мог родиться такой зверь?

В марте 1942 года фашистские власти распускали наш колхоз имени Свердлова, делили наше колхозное имущество. Муж был активным участником коллективизации, одним из первых председателей этого колхоза. Население из деревень Борцы, Замошье, Храновое, Блащитник, Гурин, Ячное и других было собрано в начальной школе в деревне Пересельки. Народу пришло много, школа всех не вмещала, многие стояли на улице у открытых дверей, на крыльце, у открытых окон.

Вел собрание староста Николай Писарик, следил за порядком сам начальник полиции Степан Илясов. Были представители из Гресской управы. Что можно было ожидать от этих душегубов, ставленников фашистских властей? конечно же никакой справедливости, никакой пощады активистам и семьям коммунистов!

Первым взял слово староста Писарик и дал направление выступающим, при этом вводилась новая форма обращения.

– Граждане, господа, – начал бывший учитель, а сейчас староста волости.

– Я, конечно же, не могу защищать советскую власть. Не может быть у меня к ней никаких симпатий. Правда, советская власть дала мне образование, я стал учителем, однако родители мои раскулачены, высланы с родных мест и находятся на чужбине. Не могу забыть я этой обиды и простить большевикам… – завершил он свою речь и посмотрел на очередного выступающего, которого сам подготовил.