Война хаоса - стр. 29

– Брэдли так напуган, – дрогнувшим голосом произносит Симона. – Но его мысли, господи…

Она отворачивается, а мне неловко спросить, правду мы видели в Шуме Брэдли или только его фантазии.

– Он все тот же Брэдли, – говорю я. – Помни об этом. Представь, что все вокруг увидели бы твои сокровенные мысли?

Она со вздохом поднимает глаза к двум лунам.

– На кораблях каравана две тысячи мужчин, Виола. Две тысячи. Что произойдет, когда мы разбудим всех?

– Они привыкнут, – отвечаю я. – Со временем все мужчины привыкают.

Симона фыркает сквозь слезы:

– А женщины?

– Ну, с этим тут определенные проблемы.

Она снова качает головой, а потом замечает пластырь в своей руке:

– Так для чего он?

Я прикусываю губу.

– Только не падай в обморок.

Я медленно задираю рукав кофты и показываю ей железный обруч. Кожа вокруг опухла и покраснела еще сильней, чем раньше. В свете двух лун ясно виден мой номер: 1391.

– О, Виола! – едва слышно выдавливает Симона. – Это дело рук того негодяя?

– Не совсем. Он сделал это со всеми остальными женщинами, но не со мной, – отвечаю я и откашливаюсь. – Обруч я надела сама.

– Сама?!

– На то была веская причина. Слушай, позже объясню, а сейчас мне бы совсем не помешал пластырь.

Симона немного выжидает, а потом, не сводя с меня взгляда, осторожно оборачивает пластырь вокруг моей руки. Приятная прохлада тотчас снимает боль.

– Милая… – с такой невыносимой нежностью в голосе спрашивает Симона, что я отворачиваюсь, – у тебя точно все нормально?

Я кое-как выдавливаю улыбку, чтобы хоть немного ее успокоить.

– Я столько всего должна тебе рассказать.

– Да уж, – говорит Симона, затягивая бинт. – Может, начнешь?

Я качаю головой:

– Не могу. Мне надо найти Тодда.

Симона хмурит лоб:

– Что? Сейчас? – Она распрямляет плечи. – Только не говори, что полезешь в это пекло!

– Сражение закончилось, мы же видели своими глазами.

– Мы видели, как две огромные армии разбили лагеря друг против друга, а потом кто-то подстрелил наш зонд! Нет уж, я тебя туда не пущу.

– Там Тодд, – говорю я. – Я еду за ним.

– Не едешь! Как командир корабля, я тебе запрещаю, и точка.

Я моргаю:

– Запрещаешь?

У меня в груди начинает подниматься удивленный гнев.

Симона видит выражение моего лица и смягчается:

– Виола, ты очень многое пережила за последние пять месяцев, но теперь мы с тобой. Я слишком люблю тебя и не могу подвергать такому риску. Ты не поедешь. Я не позволю.

– Если мы хотим мира, войну надо остановить, – твердо говорю я. – Как можно скорее!

– И вы с другом сделаете это вдвоем? – удивляется Симона.

Тогда гнев вспыхивает во мне с новой силой, но я пытаюсь напомнить себе, что она ничего не знает: не знает, сколько всего мы с Тоддом пережили и добились вдвоем, не знает, что все запреты «взрослых» остались для меня в далеком-предалеком прошлом.

Я хватаю поводья, и Желудь опускается на колени.

– Виола, нет! – вскрикивает Симона, бросаясь ко мне.

Сдавайся! – испуганно вопит Желудь.

Симона от неожиданности пятится. Я перекидываю через седло еще больную, но уже заживающую ногу.

– Больше мне никто не указ, Симона, – тихо и как можно спокойней говорю я, невольно поражаясь своему властному голосу. – Будь мои родители живы, возможно, все было бы иначе. Но их нет.

Симона как будто хочет подойти, но всерьез опасается Желудя.

– Да, твоих родителей нет в живых, но ты не меньше дорога и другим людям.