Война 2017. Мы не рабы! - стр. 24
– А им что в ответ? – История меня изрядно позабавила.
– И отвечают в тон. Каков вопрос – таков и ответ. У нас свободная страна. Кому хочу – тому и продаю, а предателям не продаем. Вот они в город и ездят за харчами или родителей просят, чтобы те купили. А родителям – позор. Старики у всех уже. У одного отец в Афганистане воевал. Когда только заходили. Отец-то у него и помер. А перед смертью проклял своего сына. Тот и вообще опустился. Каждый день ходит к отцу на могилу и пьет горькую. Один. Что-то кричит над могилой, руками машет, сидит, плачет. Потом к матери идет. Все-таки кровь одна, она и принимает его. А, – Петрович махнул рукой, – бестолковый он. Дурак, одним словом. Тут они говорят, скоро поедут охранять дорогу. Колонна пойдет с фашистами на Солнечнегорск. По мне, они как полицаи, что были во время Великой Отечественной войны. Те, небось, тоже орали, что они строят новый порядок. Один черт потом либо с немцами драпанули, или к стенке поставили.
– А можешь поподробнее узнать про колонну?
– Узнаю. – Петрович был спокоен. – Вы на эту колонну наметили? Меня с собой возьмете?
– Нет, старший прапорщик Захаров, не возьмем. Ты нам здесь нужен. Дом сторожить, людям помогать. Раненые будут.
– Понимаю. – Захаров тяжело, разочарованно вздохнул. – В обоз, значит, меня. Там, внизу, десять человек вольготно, двадцать – почти в обнимку поместятся. А больше вряд ли.
– Ты в лесу давно был?
– Сегодня с утра. На пчел своих посмотрел. А что?
– Полянка-то цела?
– А что за полянка такая? – Миненко.
– На пригорке она, вроде как в лесу, но оттуда все видно, а сверху и с боков не видать. Там ели уж больно разлапистые. Там наблюдатели раньше стояли: когда здесь район привязки был, то отслеживали визуально, какой полк вышел. И по телефонной связи докладывали. Радиомолчание сохраняли. Розеточка-то на месте, только вот работает ли связь – не знаю, я так думаю, что и ни к чему вам связь эта. В розыске же.
– Правильно. Связь мне с дивизией сейчас ни к чему. Может, позже, но не сейчас.
Затем мы осмотрели бункер, что под домом. Надо отдать должное, но Захаров сумел сохранить все в исправном состоянии. Сухо, чисто подметено, аппаратура закрыта защитными панелями и укрыта чехлами.
Я похлопал по кожуху передатчика.
– Давно проверял? Работает?
– В прошлом месяце. Приемник включал. Передатчик не включал, энергии много жрет, да и не дай бог засекут. Радиоконтроль что у наших есть, что у фашистов. Генератор работает. Только соляры мало, да и освежить ее надо.
– Если надо – то освежим. Вентиляция, вода как?
– Нормально и вентиляция работает, и вода нормальная. Проверял я все.
– Спасибо, Петрович, что сберег, да и нас принял.
– Понимаю, народ измельчал, думает, как пристроиться, как кусок послаще да пожирнее урвать, а не понимает одного, что если России придет каюк, то и от них мокрого места не останется, дальше своего носа не видят. Да, все это для войны готовили. А вот она, война, и пришла. Только без бомб и ракет, а вот так, тихо, и вроде все по закону. Мол, не дергайтесь, граждане, мы вас оккупировали ради вашего большого счастья. А те, кто не доволен этим счастьем, – добро пожаловать к стенке. Я давно думал, какую пакость нашим полицаям устроить, может, по-тихому вилами пропороть. Так руки чешутся. А тут вы сами пришли. Услышал Бог мои молитвы. Сам каждый вечер молюсь за Россию да чтобы меня вразумил, как стране помочь. Да не помереть вот так… Под фашистами… А чтобы… – Он задумался. – Чтобы в бою.