Восвояси - стр. 19
Мужчине во сне приснился сын. И хотя у него никогда не было своих детей, спящий был уверен, что это был именно его ребенок. Бесконечно родное существо: маленький и беспомощный человечек с писклявым голоском.
– Әке[18]! – радостный детский крик пронзил уши.
– Кошаканым менiң[19], – ответил мальчику отец и подхватил карапуза на руки. Заботливо прижал к себе. Время от времени они что-то нашептывали друг другу на ухо. При этом мальчуган заливисто смеялся, ловко уворачиваясь от отцовских поцелуев.
Детский смех заполнил всю поляну. Он становился все звонче и звонче. Когда-то вообще стал невыносимым. Спящий вздрогнул и проснулся. Огляделся во сне. Вокруг него шумела, спорила и веселилась, как стайка галчат, ватага босоногой детворы. С каждым разом их крики становились пронзительней и пронзительней…
Безжалостно и окончательно разрушая волшебство сна, неистово задребезжал будильник. Темноту нарушил мерцающий свет керосиновой лампы. Спавший в ужасе вскочил на ноги, в не понятках рассматривая свои пустые руки. Мужчина был невысокого росту, но его растрепанные черные волосы сейчас задевали потолок, а босые ступни на половину утопали в одеяле из разноцветных лоскутов. Это потому что постель располагалась на полуметровом возвышении от глиняного пола поверх сколоченного из деревянных досок два на три метра настила. Подобие нар, занимали большую часть комнатушки.
– Мырзаш, очнись! Что? Что с тобой? – испуганно вскрикивала стоящая у низкой двери молодая женщина с распущенными длинными волосами и в ночнушке до пят. В одной руке она держала керосиновую лампу.
– Сон приснился, – нерешительно и задумчиво пробормотал мужчина, прикрывая ладонью еще чувствительные спросонья открывшиеся глаза. – Дамежан, опусти лампу.
– Про войну?
– Да нет. Добрый.
– Тогда чего как полоумный орал? Опять рана болит?
Мырзаш промолчал, а про себя подумал:
– Странно все это. Умудрился заснуть во сне, а двойной отдых не получился. Еще хуже уставший, чем был вчера вечером.
– Ты приляг бы еще на часок, – подошла и обняла супруга Дамежан. – Время только пять.
– Не получится. Сегодня моя очередь собирать мертвых у железной дороги. Председатель приказал до рассвета это сделать. Чтобы днем пассажиры поездов трупы не видели.
– Биссмилях! О, биссмимлях[20]! – прикрыв рукой рот промолвила казашка. – Кто эти несчастные?
– Говорят, что предатели Родины. Из стороны Астрахани и Шевченко[21] везут. В основном крымские татары, курды и чеченцы. Есть поезда чисто с немцами. Но не с фашистскими, а с нашими, советскими. Их предки получается еще при царе в Россию переселились. Там совсем нет мужчин. Одни лишь старики, женщины и дети.
– А зачем они умерших посреди степи бросают?
– Я так понимаю, что охранникам запрещено выгружать мертвых на станции Кандагач. Райцентр все же. Там же тысячи любопытных глаз. Вот их и вышвыривают на подъезде к городу. А наше отделение совхоза обязано хоронить…
Мырзашу было едва за двадцать, а он успел отвоеваться. Получил тяжелое ранение в живот. Осколок фашистского снаряда навсегда застрял у казаха в голове. В конце сорок первого его демобилизовали и он вернулся в родной аул. Мужчина был небольшого роста и плотного телосложения. С прекрасными и густыми, черными как смоль волосами, с выразительными миндалевидными глазами на широком и скуластом лице. Внешность, как и по-кавалеристки слегка кривые ноги, явно достались ему в наследство от предков – степных кочевников.