Восвояси - стр. 14
Его звонкий смех вновь заполнил двор…
Амалия умело разливала в кисайки чай по-казахски: столовая ложка сливок, потом хорошая порция крепкой заварки черного чая и в последнюю очередь немного кипятка. Настоящий казахский чай должен быть карамельного цвета.
Давид умиленно следил за каждым движением ее дряблых рук. Ему хотелось как на фотографиях запечатлеть в своей памяти каждую деталь этого завтрака, каждое лакомство на столе, каждый цветочек на клеенке. Он до боли в сердце понимал, что это может быть последний раз, когда он видит эту женщину.
– Маля, а ты не собираешься к нам в Германию, – спросил Хабхабыч, принимая из рук Амалии очередную пиалу с чаем.
– Нет, – могло показаться, что у нее уже был готов ответ на подобный вопрос. – Не собираюсь.
– Но почему, баб Маль? – вмешался в разговор Виктор. – Твоя землянка скоро развалится. Магазины пустые. Ближайший врач за сто верст и тот только за большие деньги принимает.
– Нет, не собираюсь… – Амалия обвела долгим загадочным взглядом гостей за столом и как-то облегченно добавила: – Потому что… уже все готово. Через две недели меня из Москвы заберет Ёся. Он все документы успел оформить…
Утреннее чаепитие оказалось очень коротким. К дому подъехал и пропибикал автомобиль.
– А кто нас повезет? – тихо спросил у сына Давид, поднимаясь с нар.
– Мирболат Сексенбаев, – тоже негромко ответил Виктор, – из аккемирских, он нас в Кандагач вез, когда мы уезжали в Германию.
– Доброе утро, немыс ага! – водитель подбежал и обеими руками пожал кисть правой руки Якова.
– Сәлем, кулыншагым[15]! – приветствовал Хабхабыч. Он пристально посмотрел молодому мужчине в глаза и про себя подумал, что наверное было неправильно называть взрослого шофера “мой жеребенок”. – Держи чемоданчик. Головой за него отвечаешь.
– С брильянтами что ли? – пошутил Мирболат и его лицо расплылось в улыбке.
– Что-то поважнее, – ответил и подмигнул единственным глазом старик. – Там запасные очки и вставные челюсти. В мои годы самое необходимое.
Настало время прощаться.
– Gute Reise[16]! – пожелала Амалия.
– Bis bald! Auf Wiedersehen[17]! – хором ответили ей гости из Германии.
Легковушка вывернула на дорогу и двинулась в сторону железнодорожного переезда. Вскоре она скрылась в клубах поднятой пыли.
Сквозь грязное окно автомобиля Хабхабыч с грустью провожал взглядом череду крохотных саманных домиков, в большинстве из которых были выбиты стекла и отсутствовали двери.
Ехать пришлось довольно долго. В Актюбинск вела ужасная, сильно разбитая дорога. Давид нарочито крестился, когда их легковушку, двигающуюся с верблюжьей скоростью, подкидывало на очередном ухабе.
Аэропорт находился на окраине областного центра. Так что их путь лежал через весь город. Многочисленные огромные цветные плакаты напоминали проезжающим, что Актюбинск теперь переименовали в Актобе. Но старые дороги новоявленного города оказались не лучше чем то подобие восьмидесяти километрового шоссе, по которому наши герои добирались из Аккемера. На поверхности улиц областного центра почти не осталось асфальта. Сплошь и рядом и наперекосяк сплошные колеи, одна глубже другой.
Буквально с первых дней войны Давид невзлюбил самолеты. В первых числах октября 1941 года их дивизию сняли с оборонительных позиций и отправили под Москву. Весь путь до станции Малоярославец эшелон шел под бомбежкой. Разгружались и окапывались тоже под налетом вражеской авиации. Можно понять, почему, будучи ефрейтором пехотинцем Красной Армии, Давид Шмидт возненавидел стальные птицы: они сбрасывали бомбы и несли на своих крыльях погибель.