Воспоминания великой княжны. Страницы жизни кузины Николая II. 1890-1918 - стр. 45

Образовывались партии всех ориентации. Из них самой, наверное, вредной для монархии были крайне правые, которые тешили императора иллюзиями.

В таких условиях сотрудничество между царем и Думой было невозможно. И с самого начала усилия, направленные на мирную либерализацию российской власти, были обречены на провал.

Внутри кремлевских стен жизнь продолжалась, как и прежде. Той зимой мы часто ходили в театр. Наши выходы туда были событием. Позади императорской ложи был большой салон, в котором можно было пить чай во время антрактов. Чашки, тарелки, столовое серебро и провизию привозили из дворца наши слуги. Обер-полицмейстер обычно пил чай вместе с нами; мы приглашали и тех наших близких друзей, которые оказались в тот день на спектакле. Кроме того, у нас было разрешение просить актеров, певцов или танцовщиков приходить к нам в ложу, но предлагать им чай мы не могли. Им приходилось стоять в течение короткой беседы, которая допускалась этикетом. Так мы познакомились со всеми выдающимися московскими актерами, которые играли в Императорском театре в то время. К сожалению, тетя так и не позволила мне посещать спектакли Московского Художественного театра, очень известного тогда.

Я часто проводила воскресенья в компании моих друзей, сестер Клейнмихель. Они жили с родителями в просторном старом доме, расположенном между двориком и садами на тихой городской улочке. Я предпочитала сама навещать их, нежели приглашать их в Николаевский дворец. Меня очень привлекала простота их семейной жизни. Графиня Клейнмихель, умная и все еще молодая женщина, была настоящим другом своих дочерей. Она подарила им счастливую теплую атмосферу и знала, как стать необходимой во всех наших затеях. Зная о том, как я одинока, она делала все, что было в силах, чтобы я почувствовала себя у них как дома. Всякий раз, когда мой визит подходил к концу и я должна была возвращаться в свой роскошный дворец, я переживала чувство подавленности и что-то похожее на зависть.

Та атмосфера таинственности, которой тетя окружала каждый свой проект, была чем-то вроде фамильной черты. Большинство моих родственников частенько делали секрет из совершенных пустяков, поэтому мы с Дмитрием приучились сами собирать для себя информацию и иногда не колеблясь прибегали к неподобающим средствам.

У моей тети была привычка разбрасывать свои письма повсюду, и я должна признаться, что мы с Дмитрием часто бросали нескромные взгляды на них и телеграммы, которые лежали раскрытыми там и сям.

Так однажды мы узнали о телеграмме, содержание которой довольно сильно напугало меня.

Она была подписана княгиней Ириной, супругой принца Генриха Прусского, сестрой моей тети. В ней говорилось, что кронпринцесса Швеции пожелала получить мои самые недавние фотоснимки; их следовало послать в Стокгольм безотлагательно.

В смятении мы посмотрели друг на друга и тут же поняли, что все это значит. Королевская семья Швеции имела очень слабые брачные связи с нашей семьей и не поддерживала родственных отношений с нами. Эта просьба могла означать только матримониальные планы.

Когда миновало первое чувство удивления, это открытие меня особенно не поразило. Я знала, что когда-нибудь мне суждено выйти замуж за иностранца. Я знала также, что, если фортуна мне вдруг улыбнется, я смогу сделать выбор по велению своего сердца. Во все времена браки принцев обсуждались заранее; меня воспитали так, что я принимала это как факт. Полагаю, фотография была послана, хотя об этом меня оповестить не посчитали нужным, и по мере того как проходило время, я почти забыла об этом.