Воспоминания великой княжны. Страницы жизни кузины Николая II. 1890-1918 - стр. 44
По возвращении в Москву она купила дом и немного земли по ту сторону реки и сказала нам, что это предназначено для инвалидов войны. Ее интерес к госпиталю к этому времени ослаб; она уже редко туда ходила. Дом на Москве-реке был тщательно оснащен для своей новой цели, и тетя лично руководила всеми приготовлениями.
Меня и Дмитрия вернули к нашим занятиям. Без всякой радости мы увидели наших бывших преподавателей, которые вновь начали бубнить свои лекции. Тетя полагала, что я уже достаточно долго учусь; женщины в ее времена, утверждала она, не обременяли свой мозг столь многими бесполезными предметами. Я была уже почти готова согласиться с ней, но генерал Лайминг проявил твердость и настоял на том, чтобы мое образование продолжалось. Он одержал победу, но я ничему не выучилась; вся непрерывность и порядок обучения были нарушены и методы преподавания были недейственными и скучными.
Россия по-прежнему корчилась и спотыкалась. Волна бунтов и мятежей, постоянные агитации, непрекращающиеся подстрекательские действия людей, мало компетентных в политике, к этому времени уже запугали императора и правящий класс до того, что они, сбитые с толку, впали в мрачное бездействие. Они уже давно потеряли связь с истинной целью и интересами страны. Правительство становилось все более централизованным, все менее гибким, у него больше не осталось проницательности и умения приспосабливаться к обстоятельствам, что было необходимо для новых условий.
Однако выразителям так называемого общественного мнения, этим людям, которые звучными лозунгами производили такое впечатление на неграмотные массы населения, – им тоже недоставало компетентности и инициативы. Они не обладали ни достаточной нравственной силой, ни опытом, необходимым для того, чтобы построить новый общественный строй. Их интеллектуальные резервы ограничивались теориями, часто превосходными, но неприменимыми в реальной жизни. Крикливое, но представляющее угрозу меньшинство быстро и легко преодолело то сопротивление, которое оказывали слабые и трусливые советники императора, и провозглашали программы социальных свобод и политических реформ, для которых страна еще не созрела.
Учредив Думу, император, казалось, ограничил свою власть, на самом же деле он сохранил в неприкосновенности большую часть привилегий. Но ни он, ни его советники не знали, как воспользоваться преимуществом полученной таким образом отсрочки. У них была власть, но они не знали, как ее применить. Император бессильно хмурился на новый либеральный орган власти, отказываясь открыто признать его и всегда считая это лишь уступкой, на которую его вынудили пойти.
Определенная терпимость усмирила дух народных представителей, пробудила чувство политической ответственности, вызвала к жизни уважение к традициям. Но постоянное и явное враждебное отношение императора производило на Думу и на народ раздражающее действие. Народ и его представители в Думе так или иначе пришли к определенному пониманию своих прав. Они видели, что на их предложения, направленные на благо страны, в принципе согласны, но, когда дело доходит до практической реализации, их душат в зародыше различными препятствиями, многие из которых создают искусственно. Таким образом, были подчеркнуты ошибки и слабости правящей власти; при всяком удобном случае престиж царской власти подвергался разрушению.