Воспитание верности у котов и мужчин - стр. 37
– Ну принца арабского. "Мас-аль-Лейла" принадлежит настоящему принцу из Эмиратов. Ты что светские сплетни не читаешь? Про него же все время в интернете пишут. То он золотом личный самолет отделал, то к модели подкатил, то на одной женился, то другую жену послал к черту. А то вообще купил лимузин длиной, как поезд, чтобы туда влез его любимый верблюд. Боже, Танька, как скучно ты живешь!
– Да, – согласилась я. – Совсем отстала от жизни.
Наконец-то не колбаса! Реклама колбасы была вечной болью Стаса. Он мечтал о нормальных заказчиках и всеми способами пытался их добыть. Стас в нашем маленьком и гордом агентстве вообще совмещал две должности: креативного директора и арт-директора. В рекламных агентствах, принадлежащих крупным холдингам, это разные должности, а у нас все пока скромно. И хотя Стас старался изо всех сил, крупные заказчики не хотели связываться с мелкой сошкой вроде нас, и нам приходилось ломать голову над слоганами колбасы "Веселая хрюшка". Причем и здесь приходилось лезть из кожи вон, чтобы доказать профессиональную крутость, потому что папа Стаса все время угрожал, что если сын не справится, то сошлет его папаша управляющим в сеть супермаркетов, принадлежащих ему, естественно, подгузники на полках перекладывать.
Папа всего добился сам еще в лихие 90-е, и считал, что и Стас должен себя доказать. Никогда не забуду, как в его кабинет внесли огромную картонную свинью ядовито-розового цвета с колбасой в руках. Хрюшка радостно улыбалась и хитро щурила глаза. Стас так закаменел лицом, что даже скулы обострились, побледнел от злости, но твердо пожал руку личному помощнику владельца колбасной фабрики, который был близким другом отца Стаса Ивана Федоровича Бурлакова. И даже сфотографировался с помощником на поросячьем фоне. Бесстрастная камера так и запечатлела радостную улыбку заказчика – крепкого кругленького мужичка, который сам был ходячей рекламой колбасы, картонную хрюшку на вечном позитиве и прищуренные от тихого бешенства глаза Стаса.
С тех пор мой тогда еще жених перестал есть колбасу. Любую. Причем ненависть его распространялась даже на элитную испанскую ветчину "Хамон", которая была мало похожа на обычную колбасу, но все равно вызывала у Стаса спазмы желудка.
Я его хорошо понимала и сочувствовала своему любимому. Потому что один из самых больших недостатков нашей работы – это такие вот ситуации, когда весь наш креатив должен быть направлен на плевый товар типа колбасы или давно надоевших всем йогуртов.
Меня с детства притягивал мир рекламы. В нем нет боли, старости, или же она благородная и приукрашенная. В нем все яркое, искусственное. Помню, как в моем детстве, которое пришлось на ревущие 90-е, я сидела у телевизора, на стареньком выцветшем ковре. За окном была серая обыденность, разруха, дым фабрики, который стелился над крышей нашего дома. На столе стояла старая кастрюля с отломанной ручкой, а в ней жидкий бульон на куриных лапках, которые мама воровала в столовой, и слипшиеся макарошки в обнимку с одинокой склизкой морковкой. Иногда бульон сменялся супом из пакета, которое мы называли " братским письмом из Югославии". Такие пакеты считались праздником, потому что в них были карликовые овощи, которые мы видели только в кино, и яркий зеленый и очень дефицитный в те времена горошек. От супов пахло богатой жизнью и комфортом далеких стран, в которых люди не жили рядом с фабриками и не хранили в кладовках старые серые телогрейки, чтобы копать в них картошку на крошечном дачном участке.