Восьмой круг. Златовласка. Лед (сборник) - стр. 77

Под воздействием как тона, так и слов ощущение близости с ним интересов исчезло во взрыве слепой ярости. Потом он взял себя в руки. Лоскальцо добивался чего-то устроенным представлением. Оно едва не сработало, и поэтому Мюррей обратил гнев на себя. Он понимал, что перед ним размахивают красным плащом с целью разъярить его, подозревал, что плащ скрывает за собой клинок шпаги, однако позволил довести себя до опасной близости к тому, чтобы неистово броситься в нападение и пасть мертвым. Теперь нужно показать Лоскальцо, что на арене перед ним не тот бык.

– Нет, – ответил Мюррей. – Не понимаю, о чем вы говорите.

– Ясно. – Лоскальцо снова откусил кусок яблока и, мерно жуя, спросил: – Значит, вы отрицаете, что в прошлый понедельник, работая на клиента, вы с какой-то женщиной вошли в квартиру Айры Миллера в его отсутствие и разговаривали там с миссис Миллер?

Мюррей улыбнулся:

– Вы знаете, что я не могу отрицать того, в чем меня не обвиняют. Хотите обвинить меня во взломе и проникновении?

Лоскальцо ответил улыбкой.

– Хотел бы, – любезно ответил он. – Видит бог, очень хотел бы, дабы показать вам, что не нужно вступать со мной в юридический спор. Но не обвиню. То, что сделали вы и ваша сообщница, убеждая Миллера изменить свои показания, называется сговор. То, что вы и другой сообщник ставили себе целью, когда пытались подделывать официальные досье, тоже сговор. И все это для одного клиента. Должно быть, вы очень старательно работаете для этого клиента, Керк, раз ставите себя в опасное положение.

– В опасное? – насмешливо спросил Мюррей. – Если бы вы считали, что можете завести на этом основании судебное дело, разве мы сидели бы здесь и разговаривали? Ничего подобного. У меня внизу сняли бы отпечатки пальцев до того, как вы очистили яблоко.

Брови Лоскальцо поднялись.

– Кто говорил что-то о деле? – мягко спросил он. Положил на тарелку огрызок яблока и старательно вытер платком руки. – У меня на уме было небольшое разбирательство в присутствии начальника отдела лицензий штата Нью-Йорк.

Это было неприятное заявление, и чем больше Мюррей думал над ним, тем неприятнее оно становилось. Дело с полицейскими досье не было проблемой, у Штрауса хватило ума не лезть в приготовленную для него западню. Но дело с Айрой Миллером представляло. Миллер и его твердокаменная медсестра стали бы убийственными свидетелями на разбирательстве, и поскольку Миллер сам поднял этот вопрос вместе с Лоскальцо, то, несомненно, захотел бы выступить свидетелем. И медсестра выступила бы. Прикажи Миллер ей, она стала бы прыгать через обруч. Мысль о том, что и как они сказали бы, вела лишь к одному возможному выводу.

– Хорошо, – покорно сказал Мюррей, – как гласит старая шутка: я все понял, можете убрать нож.

– Еще нет, – сказал Лоскальцо. – Не так быстро, мистер. Я хочу подождать, чтобы Ландин предстал перед судом и Миллер дал против него показания. А там увидим.

– Что увидим? Не ждете же вы, что Миллер предаст вас, так ведь?

Лоскальцо печально развел руками.

– Я простой человек, – заговорил он. – Paisan[29]. Когда слышу, как ищейка, только что пытавшаяся согнать моего свидетеля со свидетельского места, задает такой вопрос, я прихожу в замешательство. В чем дело, Керк? Вы глупее, чем кажетесь, или так умны, что я не могу понять вас?