Восьмой круг. Златовласка. Лед (сборник) - стр. 76

Кроме того, он оказался молодым человеком, не тратящим лишних слов. Мистер Лоскальцо, кратко сообщил он, через несколько минут выйдет из здания суда и ждет встречи с мистером Керком у себя в кабинете. Им необходимо немного поговорить.

– О чем? – спросил Мюррей.

– О статьях пятьдесят четвертой и семидесятой, – вежливо ответил Крамер.

Статья семидесятая представляла собой западню для неумелых частных детективов, позволяющих себе недопустимое поведение, но пятьдесят четвертая отличалась от нее.

– Недопустимое поведение и сговор, – сказал Мюррей. – Уверены, что в повестке дня нет больше ничего? Могилы? Дачи взятки? Дуэли? Ничего по-настоящему увлекательного?

Крамер улыбнулся.

– Откуда мне знать? Как-никак, я просто человек, который вытряхивает окурки из пепельниц.

«Конечно, – подумал Мюррей, потянувшись за шляпой, – маленькая жеманная кобра».

Лоскальцо был большим, высоким. Его громадную голову увенчивала копна нечесаных седых волос, он сидел, очищая яблоко кривым ножом в плавном, непрерывном вращении. Кожура, спускающаяся спиралью в тарелку на столе, выглядела так, будто выходила из машины. Мюррей узнал в этом представлении вариацию сцены Бруно с портфелем, притом скучную. Перенес внимание на остальную часть комнаты и обнаружил, что единственным интересным предметом там была стеклянная банка, налитая почти до краев водой, с чем-то похожим на бесформенные куски черной резины, приклеенные к внутренним стенкам банки. Не поднимая взгляда от яблока, Лоскальцо указал подбородком на банку.

– Знаете, что это?

То были первые его слова с тех пор, как Мюррея проводили сюда и оставили здесь. С тех пор прошло много времени.

– Нет, – ответил Мюррей, – не знаю.

Лоскальцо положил яблоко и нож, потом с усилием поднялся из кресла. Подошел к банке и лежащими рядом щипцами для сахара осторожно вынул из воды один из бесформенных предметов.

– Кровососы, – ласково сказал он. – Или, если вы разборчивы, пиявки. Месяца два назад несколько парней устроили налет на одну парикмахерскую в Бауэри, где торговали в задней комнате дрянным пойлом, и привезли оттуда этих маленьких проныр. Кое-кто из парикмахеров там до сих пор использует их для избавления клиентов от синяков. Надо просто приложить пиявок к кровоподтеку, и они превосходно сведут отек и устранят боль. Видели когда-нибудь их вблизи?

Он поднес щипцы к лицу Мюррея, и противная тварь в них медленно скорчилась в слепом протесте. Мюррей почувствовал, как к горлу подступает тошнота, но заставил себя сидеть неподвижно, не мигая. Это было нелегко. Ползающие твари всегда вызывали у него отвращение, а эта походила на чудовище, извлеченное из его самых жутких кошмаров.

– Большинство людей не любит этих проныр, – сказал Лоскальцо. Отправил наконец свою пленницу обратно в банку, и Мюррей задышал свободнее. – Не знаю почему, но это так. Взять хотя бы смелого человека вроде вас. На миг показалось, что вас вот-вот вырвет на этот прекрасный дорогой костюм. Значит, вы тоже их не любите. Так ведь?

Мюррей не соблаговолил ответить на этот вопрос, да Лоскальцо, похоже, и не ждал ответа. Он уселся в кресло, взял яблоко и откусил кусок.

– Я другое дело, – сказал он. – Кровососы могут вызвать рвоту у вас, Керк, но не у меня. Что вызывает у меня тошноту, так это мерзавец, который следит за квартирой, пока не застает там в одиночестве больную женщину – пребывающую в здравом уме, – а потом нанимает какую-то списанную в тираж актрису пойти туда вместе с ним и хитростью заставить ее рассказывать о проблемах мужа. Вот что, Керк, действительно может вызвать у меня рвоту. Или не понимаете, о чем я говорю?