Воскрешение: Роман - стр. 53
Родители положили их вещи под сиденье, коротко переговорили с проводницей, кажется в третий раз повторили, что дверь купе нужно закрыть изнутри, что Митя должен спать на верхней полке, а Арина на нижней, и уже из полутьмы платформы еще раз им помахали. Ей показалось, что мама заметно тревожится. Соседей по купе у них не было; они заперли дверь и начали изучать финские каталоги, как обычно обнаружившиеся в сеточках над полками. Но Арине быстро стало скучно; в журналах были в основном какие-то женщины, похожие на эстонских продавщиц из столовых с надписью «Сёёкла», и реклама унитазов с ковриками из длинной шерсти неестественных цветов. Зато в самом купе, несмотря на ночной час, все еще чуть пахло разогретым пластиком коричневатых стен. Пока Митя рассматривал предполагаемых продавщиц, Арина быстро, едва ли не одним прыжком, забралась на верхнюю полку и начала раскатывать матрас.
– Ты куда? – возмущенно закричал Митя, с некоторым опозданием сообразив, что она не просто так решила попрыгать. Видимо, подействовал поздний час, хотя особой сообразительностью он никогда не отличался.
– Спать, – ответила она; главным сейчас было не позволить втянуть себя в спор, так что Арина почти мгновенно заправила простыню под матрас и взялась за наволочку и подушку.
– Тебе велели спать внизу.
– Это тебе велели спать наверху. Ну так и спи напротив.
– Это не наши места.
Она была довольна еще и тем, что ей удалось захватить место по ходу поезда.
– А кто будет спать на вещах?
– Дверь-то закрыта. Там еще одна щеколда. Можешь закрыть и ее.
Щеколду Митя закрыл, но с недовольным ворчаньем остался спать внизу. А вот уснул он почти сразу. Арина же лежала на верхней полке и долго смотрела на проплывающие в окне железнодорожные столбы с тусклым желтым светом, на прерывающуюся стену придорожной зелени и дальние поселки. В ночной темноте деревни и городки казались густыми черными массивами, лишь случайно помеченными редкими огоньками. Поезд равномерно подрагивал ровно и спокойно, лишь иногда более отчетливо дергался на стрелках и снова успокаивался. Она вспомнила, как когда-то они раскладывали по квартире железную дорогу; на самом деле они и сейчас иногда это делали, вызывая отчетливое мамино раздражение, но все же теперь они собирали железную дорогу гораздо реже. Ночь была всюду – в темном купе и на дальних озерах, вспыхивающих скользящими серебряными отблесками, и даже из-за закрытого окна купе эта ночь казалась необычно теплой.
Проснулась Арина уже утром; несмотря на то что было чуть позже семи, свет казался не утренним, а дневным, мимо окна проплывали дебаркадеры, стоящие поезда, товарняки и рифленые бетонные заборы. Тетя Лена и дядя Женя встретили их, как обещали, на Ленинградском вокзале; точнее, прямо на платформе, практически напротив окна их купе; было непонятно, как они заранее вычислили его так точно. Позвали носильщика, побросали вещи в багажник и сразу же тронулись; Арина помнила, что недалеко. Москва всегда немного удивляла ее сочетанием несочетаемого; старые дома, даже не просто старые, как в центре, а часто двухэтажные, совсем небольшие, чуть ли не как Кикины палаты, а рядом с ними либо что-то такое явно советское, середины века, либо вообще кирпичное, по виду не так давно и построенное; все это было вперемешку и, похоже, никому не мешало. В Лопухинском Митя выскочил из машины и сразу же побежал наверх, даже не предложив дяде Жене помочь с вещами; он вообще любил Москву больше ее. Арине стало неловко. Так что помочь предложила она, но дядя Женя только приподнял голову над багажником, засмеялся и отмахнулся.