Воскресенье на даче. Рассказы и картинки с натуры - стр. 29
– Да, да… Воротнички у меня у сорочек то и дело в усах.
– Вот, вот. Сорочки-то она щеткой и рвет и, главным образом, воротнички, – подтвердила жена. – Я несколько раз ей говорила, чтобы она не смела этого делать, но она не слушается. Ты вот что… Ты завтра зайди в контору для найма прислуги… – обратилась она к мужу.
– Опять я? Да что я за вьючная лошадь такая! – воскликнул тот. – Я и квартиру ищи, я и закупки в городе делай и на себе тащи и, наконец, уж прислугу нанимай!
– Да ведь это всего на полчаса. Ты зайдешь, уговоришься, дашь на проезд сюда.
– Не могу я, не могу! Здесь полчаса, там полчаса… Помилуй, матушка, ведь я на службе… Мне служить надо. Я чиновник. Этого только не хватало, чтоб я прислугу нанимал! Это дело хозяйки.
– Да никто тебя не заставляет нанимать прислугу. А ты предварительно переговоришь с двумя, дашь им на проезд сюда на дачу, и уж здесь я найму окончательно. Ну, двум дай на проезд и пришли мне их сюда на выбор.
– Нет, нет, нет! Можешь сама подняться и съездить в Петербург.
– Я варенье теперь варю. Мне некогда.
– Варенье можно на день и отложить. Помилуй, у меня и от квартиры-то голова кругом идет, а тут еще прислугу ищи…
– Да ведь уж так все равно будешь в городе, а мне нужно нарочно ехать.
– И съезди. Варенье отваришь и поезжай. Варенье варить – час-полтора, а потом все равно ничего не делаешь.
– Как не делаю ничего? Ты знаешь, я экономию навожу, да еще экономию-то какую! Вот уже три дня, как я покупаю говядину по пятнадцати копеек за фунт, а кухарка наша покупала по семнадцати. Кухарка в мясной лавке, а я у странствующего мясника с телеги. Привадила к себе мясника с возом и покупаю. Две копейки на фунт… Это ведь расчет. Кроме того, у него в возу и зелень, и молодой картофель. Кухарка до сих пор молодой картофель платила за восьмушку тридцать копеек, а я у мясника с возу за полтинник полчетверика купила. Кухарка сердится, но мне плевать на нее. Зачем мы будем переплачивать?
– И все-таки я прислугу нанимать не пойду, – стоял на своем муж.
– Пойдешь. Помилуй, ведь, покупая сама провизию, я семь-восемь рублей в месяц экономии сделаю.
– Черт с ней, с экономией, но ведь нужен же мне покой. И наконец, тебе придется уехать только на один день.
– Да ведь и тебе ничего не значит один какой-нибудь день пожертвовать лишним получасом.
– В том-то и дело, что у меня их нет, лишних-то. Не могу я, не могу, и не неволь ты меня, пожалуйста! Дай ты мне с квартирным-то вопросом кончить. Ведь уж это и так обуза. Пожалей ты меня.
Подали последнее блюдо, манную кашу. Это последнее блюдо принесла на стол уж не нянька, а сама кухарка, плотная, средних лет женщина с красным лицом и заплывшими жиром глазами. Она остановилась у дверного косяка и начала:
– Увольте меня, барин и барыня, завтра…
– Как уволить? Куда? – воскликнула барыня.
– Да так… Не могу я у вас больше жить. Завтра, пожалуй, я у вас еще денек поживу, а уж послезавтра увольте.
– Да что ты взбеленилась, что ли? Или какая-нибудь тебя бешеная муха укусила? – спросил барин и поперхнулся ложкой каши.
– Никакая нас муха не кусала, потому ко всяким мухам мы привыкши. А только, пожалуйста, увольте.
– Да что с тобой? Ведь ты была довольна нами, – сказала барыня.
– Была довольна, пока старые порядки были, а при новых порядках я не согласна.