Размер шрифта
-
+

Восхождение - стр. 25

И все же эта обескровленная и преданная командованием армия удерживала на своем фронте 187 вражеских дивизий, то есть половину всех сил противника. Порой она даже предпринимала наступательные операции, вроде Брусиловского прорыва в Галицию или удара по Восточной Пруссии генерала Самсонова, но заканчивались они почему-то крахом и позорным отступлением.

В еще более странном положении находился флот. Как известно, Ставка во главе с императором располагалась в Могилеве, поэтому нет ничего удивительного в том, что везде и всюду говорили, что флотом командуют из болот Полесья, и командуют по-болотному. Например, Николай II запретил какую бы то ни было активность Балтийскому флоту, и это несмотря на то, что всю войну в распоряжении русских моряков был германский морской шифр, благодаря чему все намерения командующего германским флотом принца Генриха были известны заранее. Немцы об этом не догадывались, а русские адмиралы не придумали ничего лучшего, как передать этот шифр англичанам.

Я уж не говорю о фактах измены. И в Петрограде, и на фронте главной предательницей считали императрицу, которая все более активно влезала в военные дела, требовала, чтобы ей показывали штабные карты, которые на несколько дней куда-то исчезали, а потом всплывали. Не случайно в те дни чрезвычайно популярным стал анекдот, который рассказывали как в казармах и на заводах, так и в роскошных гостиных.

Приехал будто бы с фронта на доклад к государю старый боевой генерал. Идет по коридору Зимнего дворца и вдруг видит за портьерой плачущего царевича. Остановился. А царевич то плачет, то не плачет, то плачет, то не плачет. «Что с тобой? – удивился генерал. – Почему ты так странно плачешь?» «А я не знаю, когда мне плакать, – ответил мальчик. – Потому что, когда бьют русских – плачет папа, когда бьют немцев – плачет мама. Когда же все-таки плакать мне?»

Так надо ли удивляться, что при первой же возможности солдаты воткнули штыки в землю, а потерявшие почву под ногами офицеры потянулись к Деникину, Юденичу и Колчаку. Но не все! Далеко не все. Немало офицеров, надев буденовки, стали командовать полками и дивизиями Красной Армии.

Но Борису Скосыреву и Валентину Костину такой фортель не мог даже прийти в голову: они были уверены, что воюют с взбунтовавшейся чернью, которая намерена погубить Россию. Для них и для многих тысяч других офицеров самой большой загадкой было то, как это они, профессиональные военные, профукали Россию и проиграли войну каким-то голодранцам. Этот комплекс преследовал их многие годы. А так как жить на что-то надо, а они, кроме как воевать, ничего не умели, господа офицеры, зачастую забыв о чести, пускались во все тяжкие.

Наши герои были не худшими из них и, чтобы остаться на плаву, использовали не самые скверные средства.


Тем временем Борис и Валентин прикончили очередную бутылку, но если и опьянели, то самую малость. Потом Костин встал, зачем-то надел китель, задумчиво походил по номеру, придвинул кресло поближе к Борьке и очень серьезно сказал:

– А теперь я поведаю о том, какой из всей этой кровавой катавасии сделал вывод. Жить надо не в больших, а в маленьких, я бы даже сказал, карликовых государствах, таких, как Лихтенштейн, Монако, Андорра или Сан-Марино. Там всегда мир и покой, они ни с кем не воюют, а у некоторых, таких, как Лихтенштейн или Андорра, даже нет армии. Правда, Сан-Марино в Первую мировую выступило на стороне Антанты и выставило аж пятнадцать солдат, но в боевых действиях они участия не принимали и все, как один, вернулись домой.

Страница 25