Восходящие потоки - стр. 12
– Ты должен был смотреть на нее доброжелательно.
– Я и смотрел доброжелательно.
– Если бы…
– Оставь меня в покое! Буду я тебе доброжелательно смотреть на какую-то старую кикимору. Мне на себя-то смотреть тошно…
– Не ври. Ты себя обожаешь. А на нее не смотри, обойдись как-нибудь без этого.
– На кого мне тогда прикажешь смотреть?
– Смотри на меня.
– Я и смотрю.
– И?..
– Получаю ни с чем не сравнимое удовольствие.
– Вот так-то лучше. Давно хотел тебя спросить…
– Если давно, то лучше не спрашивай, знаю я твои вопросы.
– Что это за имя у тебя такое, Карл? За что и в честь кого тебя так обозвали?
– А почему ты спрашиваешь?
– Из чистого любопытства.
– Имя как имя… – Карл зевнул. – Если помнишь, Маркса, так звали… Да и Либкнехта тоже… еще Линнея… а также целой своры королей от Карла Великого до Карла Безумного, который, помнится, дрался с собаками из-за мозговой косточки… И потом, не Иваном же было меня называть. Отчество у меня подгуляло, вот в чем дело, да и фамилия… Представляешь, Иван Вильгельмович Шмидт?
– Ты полагаешь, что Карл Вильгельмович лучше?
Карл опять зевнул.
– Не знаю… Мне нравится. На мой взгляд, звучит вполне пристойно, почти по-королевски. А если честно, то, по большому счету, мне наплевать. Хотя уменьшительное от Карла мне не очень-то по душе…
Я с невинным видом спросил:
– А как тебя называют влюбленные женщины? И как величала мама, когда звала обедать?
Карл ухмыльнулся.
– Мои возлюбленные обращаются ко мне по имени-отчеству. Даже в постели. А мама… Мама меня любила без памяти, но женщиной она была остроумной и злой. Она называла меня… Карликом.
Я окинул взглядом могучую фигуру своего друга.
– Можно и мне?..
– Не стоит, – отрезал Карл, – это будит во мне грустные воспоминания.
Он поерзал в кресле, выпрямился и после паузы спросил:
– Как я сегодня выгляжу?
С минуту я внимательно изучал самодовольный лик Карла.
– Ты великолепен и выглядишь, как разжиревший сакс, много лет проживший в Париже. Такой ответ тебя устраивает?
Карл ответил не сразу.
– Как тебе известно, я действительно некоторое время обретался во Франции, – сказал он, и легкая тень легла на его лицо.
– А кто ты по национальности?
– Ты забыл про «давно хотел тебя спросить».
– Давно хотел тебя спросить, кто ты по национальности.
– Из тевтонов мы. Или из вестготов. А может, из лангобардов.
– А кем ты себя ощущаешь?
Карл на секунду задумался и, горделиво выкатив грудь, заявил:
– Я гражданин мира!
– Ясно: безродный космополит… И все-таки, кто ты?
Карл опять задумался.
– По всей видимости, русский.
– Ты в этом уверен?
– Знавал я одного славного парня, у которого папа был еврей, а мама – француженка. То есть в его жилах не было ни капли русской крови. Так вот, в паспорте этого субъекта в графе национальность было написано «русский». Он так решил. И это его неотъемлемое право, – Карл помолчал. – А по поводу моей национальности… Ну, посуди сам, коли у меня папаша, хоть и Шмидт, но по паспорту русский, да и по маминой линии точно такая же история… Да будет тебе известно, что ее остзейские предки обрусели, перекрасившись в бело-сине-красные цвета, чуть ли не при Екатерине Второй. Одним словом, деваться-то мне было некуда, и я автоматически стал русским. Таким образом, как ни верти, я русский. Хотя имею германских прародителей и мог бы предпринять попытку пролезть в чистопородные немцы. Но что-то удерживало меня. Возможно, мысль о соборности и бескрайних просторах России…