Ворожей Горин. Зов крови - стр. 6
– В общем, бомжиху я спасал… – перебил я Жабу и вкратце рассказал о том, что произошло.
– Ну, я же сказала, мне без разницы, где ты там шарился. Ты это все Косякову расскажи и будь паинькой, возьми себе лишнее дежурство до того, как он на тебя наорет. Не гневи ни меня, ни его, ни главврача.
– Понял, – тяжело выдохнул я, вешая на шею стетоскоп и кидая в карман пульсоксиметр. – Пойду каяться.
– Куда? – не поняла Жаба.
– Как куда? К Косякову…
– Ты дурак?
– Простите, вы же сами сказали…
– Ты к нему иди после обеда, дурень! А сейчас дуй в свою палату, бестолочь, и пациентов новых принимай! Ты чего думал, за тебя уже всю работу Настюха сделала?
На самом деле, была такая мысль. Принимать первичных, а после докладывать их Жабе – то еще удовольствие. А у меня перед выходными как раз пустая палата оставалась, всех своих пациентов я благополучно выписал в пятницу, ибо койко-дни никто не отменял – вынь да положь оборот койки. Так что сейчас меня наверняка ждало как минимум три первичных пациента. А после них доклад с привычными уже унизительными комментариями наших наставников по поводу бездарно назначенного мною лечения. А в завершении трудового дня, как вишенка на торте, «наиприятнейшая» беседа с замглавврача по лечебной части Косяковым. Не день, а сказка.
Хотя, справедливости ради, день мог оказаться еще хуже, пройди я мимо той тетки. Не факт, что все эти неприятности меня миновали бы, да и привык я уже ко всему этому. А вот угрызения совести от того, что где-то по моей вине, точнее даже, из-за моего бездействия мог человек насмерть замерзнуть, терзали бы меня еще долго. А так не терзает ничего – значит, уже не зря прожил день. Значит, прорвемся.
Глава 2
– Да не кисни ты, могло быть и хуже. И ты того, не стесняйся, давай ешь! – Саша Павлов вновь пихнул мне бутерброд, завернутый в фольгу. – Бери-бери, я не обеднею, мне вообще на ночь жрать вредно.
Медбрат демонстративно похлопал себя руками по уже оформившемуся пузику, на собственном примере демонстрируя верность постулатов ЗОЖников о вреде питания на ночь и в сухомятку.
– Да неудобно как-то, – замялся я. – Ты ж на меня не рассчитывал, когда в ночную собирался.
– Неудобно мочевой катетер молоденькой девице ставить, а это… – он указал на сегодняшний график дежурств, где уже красовалась моя фамилия, – …это нужда, брат. Ты же не виноват, что Косяк тебе дежурство влепил, не отходя от кассы.
Я лишь покривился. Разговор с Косяковым действительно выдался не из приятных. Сегодня он что-то в особом ударе был: на меня и угрозы отчисления из ординатуры сыпались, и нотации, и даже панибратское обращение на «ты», чего в медицинской среде никто и никогда не приветствовал. К нам даже в институте с первого курса все преподы на «вы» обращались. Драли – это было. Взятки порой вымогали – это да. Но чтобы кто-то тыкать начал или голос повышать – такого отродясь не было. А тут нате, получите и распишитесь – хамское общение в стиле: «Я начальник, ты дурак». И чего этот Косяков до меня докопался, ума не приложу. Иной раз вроде смотришь на него – нормальный мужик. Дело свое знает и любит, ординаторов и интернов уму-разуму учит, опыт свой передает. А порой так доколебет, что хоть волком вой. Мог этот цербер нашей юдоли скорби и печали кого угодно до белого каления довести, но более всего он любил доводить именно меня. И чаще всего мне для этого даже косячить не требовалось – было вполне достаточно просто существовать и периодически попадаться ему на глаза.