Ворожей Горин – Посмертный вестник - стр. 3
– Отлично выглядишь, Катерина, – проскрежетал пожилой судмед, делая очередную фотографию трупа.
Льва Карповича Волкова, штатного судебного медика, выезжавшего практически на все трупы отдела, очень не любили за его старомодность и нерасторопность. Большая часть следаков и оперов спали и видели его уход на пенсию, поскольку выезжать на трупы с Карпычем было сплошной мукой. Судмед старой, еще советской школы, он выполнял свою работу на совесть и никому не позволял «следить» на месте происшествия до того момента, пока он не даст на то особое разрешение. Следователям и операм приходилось часами прозябать неподалеку и ждать своей очереди осмотреть место преступления. И ладно бы Карпыч сходу выдавал информацию после своих изысканий, тогда ему бы прощалась и не такая придурь. Но все свои отчеты и выводы он стряпал у себя в анатомичке в строго отведенное на то время и увидеть их можно было лишь спустя сутки, не раньше, что сильно стопорило расследование. Исключение Волков делал лишь для капитана Вилкиной. Руководство было в курсе такой «расторопности» Волкова, но провожать старика на заслуженный отдых не торопилось, поскольку дед, хоть и был медлителен и патологически пунктуален, все же «видел» куда больше своих молодых коллег. Многие дела раскрывались лишь по зацепкам, которые он откапывал буквально из воздуха. За глаза Карпыча называли либо по отчеству, либо просто дедом. Сам же Волков на покой не спешил. Он своей работой упивался и упорно не замечал, что медлительность и обстоятельность, с которой он подходил к делу и которой гордился, сильно раздражали вечно спешащих блюстителей порядка. Вилкину же Карпыч устраивал практически всем. Во-первых, дед был действительно грамотным судмедэкспертом и сходу мог накидать две-три рабочие версии произошедшего, хотя в его обязанности это и не входило. К слову, Вилкина была единственным сотрудником внутренних органов, кому перепадала такая честь, другие же сутки ждали письменного отчета. А во-вторых, (и, возможно, это было главным), он был единственным, кто не подкатывал к Екатерине свои шары. И пусть это было, очевидно, следствием его почтенного возраста, сути дела это не меняло. Девушке было комфортно работать с пожилым судмедэкспертом.
– Спасибо, – выдавила из себя улыбку Вилкина, – но я не об этом.
– Да знаю я, о чем вы все думаете, – задумчиво протянул Волков, ковыряясь каким-то острым инструментом под ногтями умершей. – Сейчас все расскажу, погоди секундочку. Возьму мазки, под ногтями пошурую, в кармашках пошебуршу, опишу все, сфотографирую, проверю все следы, а после и «знаки» поищем.
– Не спеши, Карпыч, – подмигнула деду Вилкина и встала во весь рост. Чуяло ее сердце, что этот «подснежник» все-таки из их серии. Вон, и Самойлов нечто подобное почувствовал.
И действительно, было во всех этих делах нечто такое, что не давало Вилкиной покоя. Да, это была очевидная серия, но к этому выводу следствие пришло не из-за явного сходства всех пяти случаев. Вернее, не только из-за сходства. Была на каждом месте преступления некая странная аура – что-то неуловимое, что-то зловещее. Это чувствовали все оперативники. То ли все дело было в самих местах преступления, то ли в ритуале, непременно сопровождавшем убийства, а может, и еще в чем.