Ворожей Горин – Посмертный вестник - стр. 12
– Не можете или не хотите?
– Именно что не можем! А если предпримем, то грош нам цена как организации, регулирующей порядок на границе Нави и Яви. Любого, кто за тебя вступится до истечения срока договора, то есть до дня летнего солнцестояния, ждет та же участь, что и тебя самого. То есть смерть. Об этом я лично позабочусь. А если мы вмешаемся после, то уже ворожеи будут вправе разделаться с нами. Им, кстати, только повод дай.
– А ты, никак, смерти боишься, отец Евгений? – я уже отдышался и теперь сидел на сыром полу, пытаясь понять, смогу ли продолжить эту изнурительную тренировку или же на сегодня с меня хватит.
– Ты же знаешь, Григорий, мы не смерти боимся, а суда Божьего. Это во-первых.
– А во-вторых будет что-то про ответственность перед организацией? – догадался я, поскольку слышал эту нотацию уже с десяток раз.
– Вот видишь, ты уже и сам все понимаешь. Да, Гриша. Да, да и еще раз да! Я несу послушание на очень важном поприще и не имею права ошибаться. За мои огрехи, пусть я и помру, защищая тебя, после придется ответить Совету и моим братьям. А это лишняя индульгенция на вмешательство, как минимум. Нам оно зачем нужно? Кто их знает, ворожей этих, что они могут предпринять, имея такой козырь в рукаве?
– Получается, когда выйдет срок, вы и пальцем не пошевелите ради моего спасения?
– Именно поэтому я сейчас шевелю всем, чем только можно, чтобы тебя, лентяя, работать заставить. Ну-ка, вставай! Отдышался? За работу! Не филонить! Иначе убьют тебя ворожеи, как пить дать убьют!
Я нехотя поднялся и встал напротив отца Евгения.
– Давай, Григорий, убеди меня в том, чего нет.
Я напрягся и постарался сосредоточиться. Сотни образов роем накрыли мое сознание. Было трудно сконцентрироваться на чем-то конкретном, однако я все же вышел из положения. Одним мощным волевым усилием я заставил себя собраться, сосредоточился, и все то, что сейчас мельтешило у меня перед мысленным взором, мгновенно пропало. Осталась лишь маленькая часть сознания прямо по центру воображаемого взора. Именно там я и откопал отрубленную руку, невесть откуда взявшуюся в моей голове, а затем привел ее в движение.
– Фу, вот же ты оглобля тупая! – выкрикнул отец Евгений, отшатнувшись от получившегося образа корявой фиги, тыкающейся ему прямо в нос.
Удерживать морок долгое время я не мог, а потому, от души рассмеявшись, опять повалился без сил на пол. От напряжения из носа пошла кровь и запачкала мне джинсы.
«Зараза, только же купил!»
– Вот что я думаю на тему собственной смерти от рук «Пелагеи и Ко», – выдавил я из себя, утирая кровь кулаком. – Особый жест доброй воли – «фиг вам» называется!
– Ладно, ворожей. На сегодня хватит, думаю. Завтра нам еще одного мертвяка упокоить придется. Уже есть наводка.
– Что за наводка?
– А что ты мне только что показал?
Вот те раз! А я думал, что образ, пришедший ко мне откуда-то из глубин подсознания, был попросту мною выдуман.
– Слушай, я как раз насчет этих мертвяков хотел спросить… – мне пришлось поспешно встать и догонять отца Евгения. Тот, видимо, обиделся на мою шутку с отрубленной рукой и шагал теперь через две ступеньки, поднимаясь по винтовой лестнице из подвала, где мы обычно проводили свои тренировки по ворожбе. – А вам не кажется странным, что полиция не занимается этими делами?