Вор и тьма - стр. 34
– Помнишь, у Гнилого водопада, – монах исподлобья посмотрел на меня с укором, – я просил смерти для Ричарда Тейвила?
– Помню, не забыл… – процедил я.
– Это хорошо. А еще вспомни, о чем глупый монах предупреждал тебя. Там бы Ричард умер и встретился с Господом нашим, а теперь его смерть означает обращение. И даже нечто худшее, если ты прекратишь его мучения!
– Да что вам нужно от меня! Я все помню!
– Посему ты уразумеешь, почему оставляем Тейвила на этой поляне.
Я пораженно смотрел на церковника, а он не сводил с меня свой тяжелый, почти не мигающий взор. Его не переубедить.
Рой грязно выругался. В отличие от меня, толстяк понял, к чему клонит инквизитор. Акан стоял рядом, понурив голову. Я услышал, что он бормочет себе под нос:
– Дурак ты, Рой! Старый дурак! О чем только думал!..
Только сейчас до горца дошло, что ждет лейтенанта.
А что Барамуд и Крик? Гном закрыл глаза. Так, мол, и есть, как говорит инквизитор. Перворожденный снова холоден и отрешен. Я один на один с церковником.
– Святой отец! С вами частица святого Креста! С ней ваши молитвы сильней любого проклятья! Черный призрак не появится! А я возьму на себя еще один грех! Мы не можем взять и бросить Ричарда здесь!
– Прекратите спор! – из-за спины отца Томаса послышался слабый голос Тейвила. – Я все слышал.
– Слышал? – переспросил я. Он слышал, как мы решали его судьбу!
– Полно тебе, купец, – на бледном осунувшемся лице Ричарда появилась вымученная улыбка. – Не донимай святого отца, он прав.
Ричард замолк на мгновение и продолжил:
– Я остаюсь… Вы уходите.
Слова давались арнийцу с большим трудом.
– Исповедуйте меня, святой отец.
Инквизитор опустился на колени рядом с умирающим. Я не успел даже слово сказать, чтобы хоть попытаться отговорить Тейвила.
– Пойдем, Гард, – толстяк обратился ко мне, – не будем мешать Ричарду и отцу Томасу.
Я кивнул. Единственное, что еще можем сделать для лейтенанта – это сохранить тайну исповеди.
– Поднимайся, доходяга, – Рой погнал имперца на противоположный край поляны, подальше от носилок.
Геринген искоса, нехорошо посмотрел на горца, однако повиновался. Толстяк частенько повторял, что отдаст графа эльфу, буде тот станет рыпаться, а гном каждый раз подтверждал, что Крик – первостатейный мастер по задушевным беседам.
Мы остановились у высокого чуть обгоревшего пня, в двух шагах от которого начинался лес. Когда-то давно в росшую чуть поодаль от остальных ель ударила молния. Дерево загорелось, и все, что от него осталось – вот этот черный торчащий на три фута из земли ствол.
– Падай, – рыкнул толстяк, – и чтоб не дергался!
Генрих фон Геринген снова подчинился. Крик и Барамуд отправились к реке. Если не считать имперца, рядом только Рой.
– Как же упокаивают в аббатстве Маунт? – спросил я.
– Монахи не рассказывают. Но слухи ходят, – ответил Рой. – В кельях для умирающих крепкие дубовые двери, внутри много икон и крестов, и ложе с толстыми ремнями. Обращенный получает молитву святых отцов, осиновый кол и усекновение головы.
– А связать Тейвила и ждать мы, конечно же, не можем. – Я сплюнул и раздраженно посмотрел на инквизитора.
– Кто знает, как оно, обращение, проходит.
– Что с этим делать? – я указал на Герингена. – Носильщик больше не нужен.
– Отдать эльфу, и вся недолга.
Ох, не понравился мне взгляд Генриха. Я положил руку на рукоять сабли.