Вопрос и ответ - стр. 38

Потому что если вдруг что-то случится…

– Ладно, все нормально, – говорю я.

Мы медленно выходим из канавы и переходим дорогу, все время озираясь по сторонам и как можно мягче ступая по гравию.

– Куда это мы собрались? – раздается голос.

Мэдди охает у меня за спиной. У дерева, беззаботно прислонившись к стволу и скрестив ноги, стоит солдат.

Даже в темноте я вижу, что одной рукой он лениво держит винтовку.

– Не поздновато для прогулок, а?

– Мы заблудились, – выдавливаю я. – Отстали от своих…

– Ну-ну. Так и я подумал.

Солдат чиркает спичкой о молнию на бушлате. В свете пламени я успеваю разглядеть имя, вышитое на грудном кармане: «Сержант Хаммар». Он закуривает.

Курение запрещено приказом мэра Прентисса.

Но на сержантов запрет, похоже, не распространяется.

К тому же любой человек без Шума может запросто спрятаться в темноте.

Сержант делает шаг вперед, и мы видим его лицо. За сигаретой – безобразная широкая ухмылка, противней я в жизни не видела.

– Ты? – В его голосе слышится узнавание. Сержант поднимает винтовку. – Та самая девчонка! – выплевывает он.

– Виола? – шепчет Мэдди, прячась за моей спиной.

– Мэр Прентисс меня знает, – говорю я. – Вы не посмеете меня тронуть!

Сержант затягивается сигаретой. Вокруг так темно, что от огонька у меня перед глазами остается яркий след.

– Президент Прентисс тебя знает, – уточняет сержант. Затем переводит взгляд и дуло винтовки на Мэдди: – А вот тебя – вряд ли.

И тут, не успеваю я и слова вымолвить…

Без всякого предупреждения…

Словно для него это так же естественно, как дышать…

Сержант Хаммар спускает курок.

– Сегодня твоя очередь засыпать яму, – говорит Дейви, бросая мне канистру с известью.

При нас спэки никогда выгребной ямой не пользуются, но с каждым днем она растет и воняет все сильней, приходится засыпать ее известью, чтобы бороться с запахом и инфекциями.

Надеюсь, с инфекциями она борется лучше, чем с запахом.

– Когда уже будет твоя очередь? Почему опять я?

– Потому что у па ты любимчик, но главным он все равно назначил меня! – Дейви мерзко ухмыляется.

Я плетусь к яме.

Дни проходят один за другим, двух недель уже как не бывало.

А я до сих пор живой и вообще все довольно сносно.

(а она?)

(как она?)

Мы с Дейви каждое утро ходим к монастырю, где он «следит» за работой спэклов: они сносят заборы и выпалывают кусты ежевики, – а я целыми днями подсыпаю им корм, которого все равно недостаточно, без толку чиню колонки и заваливаю известью выгребную яму.

Спэклы молчат и ничего не делают, чтобы спастись. Их полторы тысячи – мы наконец пересчитали, – а в загоне, где они живут, не поместилось бы и двухсот овец. Охраны стало больше: солдаты стоят на каменной стене, целясь между рядами колючей проволоки, – но спэклы даже не думают устраивать бунт.

Они терпят. Они выживают.

Как и весь Нью-Прентисстаун.

Каждый день мэр Леджер рассказывает мне, что видит в городе, пока собирает мусор. Мужчины и женщины пока живут раздельно, налоги выросли, появились новые указы о том, как надо выглядеть, какие книги жители обязаны немедленно сдать и сжечь. В церковь теперь тоже ходить обязательно, но не в собор, понятное дело.

И все-таки жизнь в городе понемногу налаживается. Открылись магазины, по улицам снова ездят повозки и ядерные мопеды – я даже видел парочку ядерных автомобилей. Мужчины работают. Плотники плотничают, пекари пекут, фермеры возделывают землю, дровосеки заготавливают лес, кто-то даже добровольно вступает в армию – новых солдат легко отличить по Шуму, потому что им еще не дают лекарство.