Вопль кошки - стр. 16

– Вряд ли Хронос совсем отупел и верит, что, если убить нас, отсюда найдется выход, – говорю я. Стараюсь не двигаться. Не переминаюсь, не шевелю пальцами, даже голову не наклоняю. Возможно, так я меньше похожа на человека, зато ко мне не прикопаться. – Но не все такие же умные.

Джейк пристально смотрит на меня. Кислота в его глазах закипает.

– На что это ты намекаешь?

Джеффри косится на меня в панике.

Я таращусь на Джейка в ответ:

– Мы реально сейчас притворяемся, что между нами все гладко? Что, если кто-то вдруг решит проверить, сработает ли Страшно-Ужасное Жертвоприношение, это будешь не ты?

– По-моему, это довольно серьезное обвинение. – Джеффри поворачивается ко мне, его голова беспокойно вибрирует. – Согласись, Кот? Никто из нас не стал бы такого делать. И даже не помыслил бы.

– Название ведь сочинили? Значит, мыслили, – говорю я.

Джейк вращает под рукой бейсбольную биту. Пол тихонько взвизгивает от боли. Джейк смотрит на нас мертвыми глазами хищника – как всегда. До того как все случилось, я думала, что это такой секси-взгляд, который он нарочно разработал, чтобы цеплять девчонок. Теперь же я вижу, что у него в голове ни чести, ни совести, только темная пустошь, освещаемая пульсирующими вспышками инстинктов.

– Я тебе не позволю, – говорит он наконец.

– Что не позволишь? – слабым голосом спрашивает Джеффри.

– Свалить всю вину на нас, чтобы отвлечь внимание от себя.

– Ты шутишь, что ли?! – восклицаю я. – Ничего мы на вас не сваливали. Мы же за помощью пришли.

– Не шутят такими вещами, – говорит Джейк. И дергает подбородком в сторону двери. – Они поверят всему, что я скажу. Правда, неправда – не важно. Может, ты думаешь, что я один тут тебя ненавижу…

Я фыркаю, просто не могу удержаться.

– …но никто и глазом не моргнет, если я решу положить конец нашему перемирию.

– Так нельзя! – Джеффри делает шаг к Джейку, и тот отступает назад, волоча за собой по полу лезвия биты. Джеффри, кажется, не замечает. Он протягивает к брату руки. – Пожалуйста, Джейк, не надо. Можешь нам не помогать. Мы уйдем, о’кей? Мы сами разберемся. Если… если не будет перемирия, будет война. Мы же… все же… мы же все умрем.

Джейк сжимает челюсти:

– Господи, Джеффри. Не могу поверить, что ты мой брат. Какой же ты сопляк.

Джеффри вздрагивает:

– Я думаю, есть и получше способы…

– Чем то, как у нас сейчас? – спрашивает Джейк, все сильнее повышая голос. – Чтобы вообще никто не выбрался и ничего не менялось, кроме ваших морд уродливых? Да, есть. И если этот способ – всех вас перебить, я мешать не стану.

Джеффри снова делает шаг к брату. Джейк отступает за стол, поднимая свою биту-акулу. Я хватаю Джеффри за руку, хочу оттащить его назад, но в этом нет необходимости. Бита направлена не на него.

– Помнишь, что говорил папа? – спрашивает брата Джейк. – Когда мы были маленькими, еще до того, как он нас бросил? Мы друг без друга – как без чего?

– Без правой руки, – отвечает Джеффри.

– В точку, – говорит Джейк.

И с размаху распластывает правую руку по столу, а левой опускает на нее пилу с такой поразительной силой, что с первой попытки разрубает себе запястье.

Треск кости, разрубленной битой.

Восьмой класс.

Мы стали самыми старшими в средней школе, а почти все, кто усложнял нам жизнь (всякие Рафы и Лейны), перешли в старшие классы. Кое-кто еще оставался, но их было легко игнорировать. Со мной был Джеффри, который рос так быстро, что его одежда за ним не поспевала, и мое творчество, в котором все еще не было цветочков. Со мной была мама, которой я помогала с новой выставкой в галерее, и папа, который платил мне за то, что я помогала в организации его финансов.