Вологодские сказки - стр. 3

– Слышим, – отвечаем мы.

– А вы знаете, что это не урчание, а песня? Это все кошки и коты песню поют.

– Песню? – удивляемся мы, – а какую?

Бабушка пропела нам этот куплет ещё раз. Голос у неё был чуть дребезжащий, старушечий такой, но очень душевный.

– А почему – вилы и грабли? – спросили мы.

– Было это в давнишние времена. Тогда все скотину держали, а скотине – известное дело – сено нужно. Хоть лошадь у тебя, хоть корова. Или козы с овцами. По-за деревнями в те годы большие овины были. И в хороший год, в аккурат после Петрова дня, начинался сенокос. Событие это было! Особенно для тех, кто на дальние луга ходил. Девки в самоё лучшее наряжались, будто на праздник.

– А зачем? – не удержались мы.

– Ясно зачем! Перед парнями красовались! Жизнь ведь тяжелой была. Все работали, да и помногу. А на сенокосе хоть и труд, но раздолье. Косить начинали со светла́, то есть рано утром. Чем росистее трава, тем легче косить. А уж накосив, траву сгребали в валы и сушили до тех пор, пока не высохнет. Потом ужо и собирали сено в стога́. Для этого и нужны были вилы и грабли. Грабли-то вы видали: у меня на загороде4 висят. Да и вилы есть, стоят в сарайке. Но не про то я говорю. Народ-от всё время сенокоса песни пел. Тогда радио не было. Про телевизор не знали даже. И песни людские далёко слыхать было. А в деревнях в это время почти никого не оставалось. Только совсем больные да кошки с собаками. И вот, как заслышится с издалей песнь, так кошки и начнут мурлыкать про вилы и грабли. Значит, сенокос к концу подходит: народ стога сметает и скоро в деревню вернётся. С тех пор кошки от удовольствия урчат и всегда про то славное время вспоминают! А теперь отправляйтесь-ка спать, небо выяснивает, смотрю. Завтра вёдро5 будет. С утра вас на улицу отправлю!

С утра пораньше, позавтракав, мы выскочили во двор. Было тепло, ярко светило солнце и от этого настроение зашкаливало. Мы с сестрой носились по двору как угорелые.

– Ну что вы за пистолеты такие? – заворчала на нас бабушка, выйдя на крыльцо.

Это её выражение вызвало у нас целую бурю смеха.

– И смешно ещё! Будет вам бегать – я целый уповод6 смотрю на вас, а вы даже не устали.

Новый взрыв хохота.

– Да чего ж вы смеётеся как оголтелые?

– Как же нам не смеяться, бабушка, когда ты так чудно разговариваешь? У нас в городе так не говорят!

– У вас в городе скоро русский язык забудут, – заворчала бабушка, – всё кругом на немецком.

– Да, нет, это на английском, – поправила бабушку сестра, – это международный язык. Его все знают.

– Все, да не все! Вот на деревне этот ваш язык больно-то и не нужо́н. Нам свой язык роднее.

– А почему слова такие странные? – спросил я. – Незнакомый человек только смеяться будет, но ничего не поймет.

– Вот утихомиритесь, товда7 и расскажу.

Мы обрадовались и стали дожидаться вечера, когда бабушка расскажет нам новую занятную историю. Усевшись на диван и изобразив из себя послушных внуков, мы слушали звуки, доносившиеся из кухни, и терпеливо ждали.

– Бабушка, ты скоро? – не вытерпел я.

– Не обрядилась8 ещё! Ишь, нетерпение какое.

Наконец, звуки на кухне стихли, бабушка вошла в комнату и оглядела нас с ног до головы.

– Примерные внуки! Приятно посмотреть-то. Всегда б такие были.