Волны Русского океана - стр. 28
Выстрелив, Тараканов отбросил пистолет (некогда перезаряжать!), вытянул из палатки свое ружье и, присев, лихорадочно стал выискивать цель. В общей суматохе это было совсем непросто: света от тлеющих костров решительно не хватало, нападавшие и защищавшиеся мгновенно, словно в дикой пляске, менялись местами, и казалось, что пуля непременно попадет в своего. Краем глаза Тимофей Никитич уловил бросок в свою сторону украшенной перьями фигуры с поднятым томагавком, мгновенно развернулся и нажал на курок. Тяжелая свинцовая пуля, обычно отбрасывавшая человека, на этот раз не остановила стремительно налетавшее громадное тело противника – индеец только дернулся и всей тяжестью обрушился на Тараканова. Шею Тимофея от перелома спасло лишь то, что он успел упасть плашмя на землю. Тем не менее тяжеленный удар на мгновение оглушил его, в рот набилась земля, и нечем стало дышать…
Очнулся он от тряски: кто-то, держа за плечи, встряхивал его, в то время как чьи-то пальцы сжимали щеки, заставляя раскрыть рот и выплюнуть землю.
Тараканов закашлялся и сел, ошалело оглядываясь вокруг. Радетели его отступили к столпившимся неподалеку товарищам.
Светало. На востоке над лесом порозовели облака. Заслоняя их, темными глыбами стояли партовщики и матросы, молчали.
– Все живы? – откашлявшись, спросил Тимофей Никитич.
– Живы-то живы, – отозвался Парфен Кулаков, молодой промышленный из алеутов. Родившись уже среди русских, он учился в школе у валаамских монахов, присланных просвещать диких аборигенов, и хорошо знал язык.
– Раненых много?
– Всем досталось, но тяжелых нет, Бог миловал.
Это штурман, определил по голосу Тараканов и встал. Руки-ноги были целы, вот – главное. А в голове гудит – пройдет.
– А чё такие кислые? Индейцев мало положили?
– Скоко-то положили, оне с собой унесли, – продребезжал Касьян Зырянов. – Ты, вона, вожака ихнего угрохал…
– Угрохал, ну и лады, чего ж вы…
– Байдары наши они увели, – не дал ему договорить Булыгин. – Мы остались без припасов. Еды на три-четыре дня, и – все!
В его словах Тимофей Никитич уловил отчаяние и страх. Это плохо, очень плохо! Пока не поднялась паника, надо решать, что делать. А – что?! С этими индейцами уже не подружиться, а есть ли поблизости другие? Но и с ними, другими, если они есть, как подружиться, не имея ничего для подношения? Остаться тут, срубить острожек и зимовать, ни на что не надеясь? Острожек срубить – без вопросов, а как и чем кормиться? Конечно, в лесу и олени, и лоси, на худой конец полно морского зверя (мясо его воняет рыбой, но терпеть можно), да и рыбу можно наловчиться ловить, однако и тут подстерегает страшный ворог – скорбут! Сколько от него людей перемерло – счету нет! А индейцы знают, как с ним сладить, значит, выход один – идти на поклон к индейцам, но опять же – с чем к ним идти?
Все эти мысли промелькнули в голове Тараканова за то короткое время, которое ушло у него на огляд томившихся в ожидании товарищей.
– Без грузóв на байдарах нам податься некуда, потому байдары надобно вернуть! – решительно сказал он и порадовался, услыхав одобрительный гомон. – Пойдем в погоню. Но – сторожко. Словим случа́й и отобьем!
Из отложенных припасов каждому стрелку добавили огневых зарядов и двинулись вверх по течению реки – где по берегу, по отмелям, где вброд по мелководью. Тараканов с алеутами шел впереди – вели разведку; для связи с остальными он взял Филю Котельникова и то и дело отправлял его с указаниями, как лучше идти. Юнга старался изо всех сил – ему нравилось быть при командире и передавать его приказы. По счастью, речных притоков не было – все больше ручьи, и Тараканов молил Бога, чтобы так и продолжалось: не то встретится какая-нибудь более-менее полноводная речушка, и ломай тогда голову, свернули похитители в нее или нет.