Волнующее слово – диалог поколений - стр. 3

Сейчас моему прадедушке 93 года, всю жизнь он винит себя, что не попрощался с той женщиной. Все – таки бывает бескорыстная любовь, ведь она заботилась о нём, как о собственном сыне. Поэтому и плачет дед, страдает от непреднамеренной неблагодарности.

Все, что дед рассказывает мне, я запомню навсегда. Пока у меня есть время, пока я могу прижаться к прадеду и держать его за руку, смотреть в его глаза, которые уже не очень хорошо видят, я буду слушать его рассказы, узнавать, как удавалось выживать в смертельном аду детям и взрослым, понимать, что доброта и взаимопомощь есть всегда. Ведь живых свидетелей того страшного времени осталось очень мало. Мне повезло. У меня есть ещё время.

Дьяконова Екатерина Александровна

7 «В» класс МАОУ «Гимназия №5» г. Пермь

Говоря о войне нельзя не вспомнить о детях, которым пришлось жить и расти в это страшное для всех время.

Моя прабабушка Кадыкова Зинаида Федоровна, в девичестве Тарунина, 1932 года рождения, во время войны была чуть младше меня теперешней. Она много рассказывала о войне своей дочери – моей бабушке Светлане. А бабушка Света поведала их своей дочери Ларисе – моей маме, и вот теперь мама передала их мне. Настанет время, и я расскажу своим детям о том страшном времени, а они своим. И эта ниточка памяти не прервется. Не должна прерваться!

Так из уст в уста до меня дошли личные воспоминания ребенка войны –девочки Зины. Голод и страх – эти страшные слова красной нитью проходят через все воспоминания военного детства Зины. Оттого мне всегда не по себе, когда я их слушаю.

Детство моей прабабушки проходило в тылу в колхозе под Рязанью, куда, к счастью, немцы не дошли. Там даже во время войны продолжали сеять хлеб, сажать картошку и другие овощи. Детям было разрешено собирать оставшиеся после основной уборки подгнившие клубни картошки и хлебные колоски. Они проходили большие расстояния, но набирали совсем немного. Картошку ели так, а колоски шли на муку. Муки получалось на столько мало, что основным ингредиентом в тесте для лепешек были молотые семена травы лебеды. Зина вспоминала, что эти лепешки были бурого цвета, сухие и невкусные, просто не лезли в горло, но у кого-то не было даже их. Сейчас мне даже трудно представить, что такое вообще можно употреблять в пищу.

Зина очень радостно говорила о том времени, когда к ним на постой встал хромой сапожник Матвей. Он был единственным мастером в поселке, поэтому все шли к нему ремонтировать обувь, он работал день и ночь. За работу несли, кто что мог, в основном это были какие-то продукты. Сапожник был хорошим, добрым человеком и делился с семьей Зины всем, что приносили. Зина говорила, что особенно любила пареную в русской печи свеклу и морковь. По ее словам, это было наилучшее лакомство, потому что было сладким.

Мать Зины, моя прапрабабушка Анна, работала на почтовой подводе, и десятилетняя Зина иногда работала вместе с ней. Им в любую погоду приходилось ездить в город Сасово, переходя вброд реку Мокшу. Путь был длинный и не простой: шестьдесят километров в одну сторону и шестьдесят километров в другую по проселочной дороге. На дорогу уходило очень много времени и сил. А потом им нужно было таскать тяжелые мешки, тюки, коробки с посылками, связки с газетами и письмами, то загружая, то разгружая подводу. Это тяжелый труд для ребенка, но за эту работу давали паек, в котором иногда был кусок сахара. Для Зины этот был праздник! Она вспоминала, что никогда не съедала кусок сахара сразу, а раскалывала его на мелкие кусочки, которые подолгу держала во рту, стараясь продлить удовольствие.