Волчья дорога. История времен тридцатилетней войны - стр. 35

– И что мы здесь ищем, господа?

– Вот это, – капитан ударил каблуком в стену. Посыпалась крошка, пара кирпичей выпала. Внутри была ниша, а в ней – сундук. Небольшой, но тяжелый – двое солдат с трудом вытащили его на свет. Ганс ударом приклада снес с петель ржавый замок. Крышка открылась, тускло сверкнуло потемневшее от времени серебро.

– Выходит, эти чудаки не совсем одичали, – присвистнул капитан, придержал крышку и продолжил, обернувшись к обоим французам – надеюсь, господа, вы на это не претендуете?

Аббат Эрбле отрицательно качнул головой. Капитан закрыл крышку обратно и скомандовал:

– Ладно, взяли и понесли. Пошли, обрадуем нашего сержанта. А то он все за Мюльберг беспокоится…

Якову внезапно вспомнился давний спор с сержантом на стоянке. Идти роте дальше через веселый Мюльберг или обойти стороной. Капитан хотел обойти, благо его от Мюльберга воротило, но теперь… Теперь, получается, причин делать крюк, ночевать в снегу и морить людей холодом нет. «Пусть завтрашний день сам позаботится о себе. Вот он, получается, и позаботился, покинул денег. Рядовому Майеру на пропой христианской души. И не только пропой. Странными путями порой ходит помощь господа нашего». Яков встряхнулся, оборвал еретическую по сути мысль, извинился перед Господом и пошел – дела не ждали. С небес посыпался серый, мелкий как мука снег, заметая следы на кривых улицах города – будто и не было здесь людей никогда.

– А что это за Мюльберг такой? – прервал его невесёлые мысли вопросом ДеБрасье

– Весёлый город, cами увидите, шевалье. Недолго уже, два дня максимум. А, может и меньше – туда все как на крыльях летят. – ответил капитан и махнул рукой своим – уходим. Пора домой.

Когда мертвый город остался позади, на поле, у самой опушки шелестящего леса, оба француза чуть отстали от остальных. Им надо было поговорить, что они и делали – вполголоса, тихо. Впрочем, холодный ветер уносил слова вдаль, и насчёт лишних ушей можно было не беспокоится.

– Нет. Сказать кому – не поверят, – горячо втолковывал своему другу ДеБрасье. – Да и сам я – признаюсь честно, друг мой, я лучше буду рассказывать о волках, оборотнях и адском пекле, чем о том что я испугался каких-то дезертиров.

– Я тоже, – вполголоса ответил другу маленький аббат, – да и все испугались. Благослови бог этого стрелка. Похоже, у него вообще нет нервов.

– Что да, то да – подтвердил ДеБрасье, поглядев на ушедших вперёд людей капитана, – не хотел бы я стоять против него в поле.

– Сейчас мир, – рассеянно проговорил Эрбле, обернувшись назад, к мёртвому городу. Ветер попытался сорвать с него шляпу, но безуспешно – француз придержал её рукой, рассеянно разглядывая унылый пейзаж позади.

– Что, друг мой, жалеете? – спросил его вдруг ДеБрасье.

– О чем?

– Очередная сказка оказалась ложью.

На этих словах маленький аббат выругался с неожиданной яростью:

– Merde, а кто это выл тогда, шевалье, я Вас спрашиваю? Только не рассказывайте мне, что это человеческая глотка. Да и не волчья… И потом, – добавил он уже спокойнее, – эти дезертиры. Вы ничего в них странного не заметили?

– А что в них было не странного, друг мой? Ну, кроме того, что они нас атаковали.

– Если бы они нас атаковали, мы бы не выжили. Они бежали, шевалье. Бежали со всех ног. Что-то выгнало их на нас, как хороший пёс выгоняет дичь на охотника. Знать бы что или кто…