Вокруг державного престола. Батюшка царь - стр. 14
Но старец отказал ему, сославшись на то, что надо дождаться весны и лета, а там видно будет.
Однажды в мороз Никон сидел возле спавшего на лавке Елеазара в его келье и чинил ему одежду. И вдруг вздохнул, да так страдальчески, что Елеазар даже вздрогнул, проснувшись. Открыл глаза и спросил по-отечески:
– О чем же ты, голубчик, так тяжело вздыхаешь?
– Взгрустнулось что-то, – отвечал Никон и вытер рукавом набежавшие слезы.
– Отчего же? – допытывался старец.
– Терзаюсь думой, правильно ли сделал, что пришел сюда, – искренне ответил Никон.
– Ты все сделал правильно, брат мой. Ведь ты это сделал из любви к Господу. Как же ты можешь сомневаться? Или ты отказываешься от своей любви и от Него? – забеспокоился Елеазар, присаживаясь на лежанке и с тревогой глядя на опущенную голову иерея.
– Что ты! Нет никого, кого бы я любил больше Господа. И не сомневаюсь в своей к нему любви, я сомневаюсь в себе… – он замолчал.
– Покайся и гони прочь от себя сомнения, брат мой. Доверься Его воле. Ибо все, что произошло с тобой, – по воле Его. Разве ты не понимаешь, что ты не случайно оказался в этом месте, что это Он тебе так назначил? Разве не просил ты Его, чтобы Он научил тебя смирению? Вот и привел Он тебя сюда, чтобы ты изучил этот урок, – объяснил старец.
Никон прислушался к словам преподобного, и на какое-то время сомнения отпустили его. Однако спустя время перед ним встал другой вопрос: «Кто же я есть, если во всем смиряюсь с волей Бога, – червь, гложущий лист на дереве, или человек, имеющий право мыслить и выбрать?», и этот вопрос также не давал покоя, терзал его пытливый ум, заставляя внутренне бунтовать.
Единственное, что примиряло его с собой, – была не подвергаемая сомнению любовь к Господу и надежда на прощение, осознание того, что всё, что он делает, нужно Господу. И что тот смиренный отшельнический подвиг, который он сейчас несет, дан ему неспроста. И за это обязательно воздастся…
– Это все дьявольские искушения. Гони их прочь. Из-за гордыни был повержен дьявол. А теперь этим искушением он и тебя испытывает. Становись на молитву! – сурово сказал Елеазар, выслушав однажды с изумлением взволнованную исповедь Никона, когда тот разбудил его среди ночи. Старец в это время болел, и Никон дежурил возле него.
Они опустились на колени. После молитв Елеазар, хотя сам болел, напоил Никона горячим сбитнем и с тревогой спросил:
– Ну что, полегчало тебе?
– Да, – отвечал Никон. Но в голосе его звучала неуверенность. Он глядел в пол, не смея поднять на старца глаза.
– Ничего, брат мой. С Божьей помощью все одолеешь. Ты всегда приходи ко мне или же молись, когда сомнения одолевают, – посоветовал Елеазар и подумав, добавил: – Вот и я тоже за тебя помолюсь.
Через несколько дней Елеазар выздоровел. В один из дней он предложил Никону:
– Дам тебе урок: переписывать книги в нашей библиотеке. Возьмешься?
– С радостью, – откликнулся Никон.
Подружившись со старцем во время его болезни, но больше стремясь убежать от собственного тоскливого одиночества, Никон все чаще захаживал к нему. Оба подолгу беседовали и спорили на разные темы. Порой он мог просто безмолвно сидеть в келье у старца и размышлять, глядя на пылающий огонь, пока Елеазар отдыхал. Ощущение того, что он не один и рядом с ним человек, который относится к нему с отеческой любовью, согревало и успокаивало его.