Воин Бездны - стр. 38
Когда дошлёпали до места, судно заканчивало погрузку, одна подвода оставалась. Квартирмейстер, тощий носатый старикан по имени Жорд, цапнул у нас листки с назначением и сразу пристроил к делу: ну ясно, представляться капитану – офицерская привилегия, куда уж нам!
Нет, опять не о том пишу! Хожу кругами…
Когда Жорд, обдавая нас винными парами, рявкнул: «А ну живей таскай, молокососы! Кто знает, может, для себя стараетесь!» – у Свистка хватило ума спросить: «Может, для себя – это как?»
Жорд икнул и ухмыльнулся: «А ты разуй глаза!»
Пригляделись: мешки из колючей рогожи, аккурат в человеческий рост – я видел такие на заставе…
Мы грузили саваны.
Глава 4
«Горностай». Судовой журнал.
…Третий день Брендановой недели, по римскому исчислению – двадцатое мая. Курс юго-запад. Ветер южный, слабый. Створные знаки на траверзе, триста саженей. Море спокойное, чистое.
Состояние рангоута, такелажа удовлетворительное. Больных, раненых нет. Происшествий нет.
Капитан Салаун.
Слабеющая буря уползала на север. К полудню за кормой ещё ворчал сине-серый, в прожилках молний грозовой фронт, но прямо по курсу небо расчистилось. «Горностай» ровно шёл под кливерами и бизанью.
– Подъём! Давай, давай, давай-давай!!!
Эрван потянулся к люку.
Кадеты выползли из трюма, вялые как зимние мухи. Эрван сощурился от яркого солнца, ошалело завертел головой.
Мятые физиономии цвета капустного листа, тёмные мешки под глазами… На ладонях и вокруг кистей – неряшливое тряпье с пятнами крови. У Свистка на лбу багровела ссадина – след удара о мачту. Все трое разглядывали голубое небо, будто забытую диковину.
Эрван не мог видеть себя, но подозревал – он выглядит не лучше.
Впрочем, остальные матросы тоже не казались бодрячками. Они явно предпочли бы отлежаться в гамаках и что-то неодобрительно бурчали, бросая угрюмые взгляды на боцмана.
– Цыц! Господа будущие офицеры – под начало Жорда. И если, когда пробьют склянки, гарпунный лук ещё будет на палубе… жалеть будете до конца жизни, не будь я Бастиан!
Эрван вдруг осознал – он впервые получил возможность рассмотреть боцмана как следует: в ночь перед отплытием тот казался бесформенным силуэтом размером с медведя. Разговор тогда получился коротким и не слишком тёплым: «Кадеты? Ну-ну. Я Бастиан. Пока вы на моем судне, я для вас бог, а бог – это я. Уяснили? И ещё: мне нужны матросы, а не хлыщи из академии, со всякими там „вы“ и прочее. И плевать мне, чего вы хотите и что о себе думаете. Ваше дело – тянуть шкоты и молчать в тряпку».
И они тянули шкоты. Не успели пройти и сотни миль, как на «Горностай» обрушился шторм – большая редкость в конце весны. Может быть, Эрван и подумал бы, что это плохая примета, да времени не было – три дня на ногах. Если, конечно, волна не сбивала с этих самых ног. Гамак в сыром кубрике казался самым желанным местом в мире, но добраться до него удалось всего один раз – остальные двое суток дремали урывками, кое-как примостившись у шпигатов.
А боцман, похоже, не спал вовсе и был везде сразу: днем и ночью его громовой рык перекрывал грохот волн, подгоняя измученную команду. Но и тогда глазеть было некогда – спасибо, за борт не смыло.
Теперь Эрван во все глаза глядел на боцмана, картинка того стоила: огромный, широкоплечий, с рыжей гривой до плеч, он походил на раскормленного льва. Мощная шея и покатая спина выдавали недюжинную силу, а тугой выпирающий живот изобличал человека, не отказывающего себе в простых жизненных радостях. Вместо матросской рубахи – грубый кожаный жилет прямо на голое тело; у бедра – плетёная лента пращи.