Военная тайна. Мирное время… - стр. 53
– Да, да, и господин барон пишет, что скоро вернётся обратно, в своё поместье, герр оберст…
– Я сомневаюсь в этом, – произнёс Леонтьев. – Но если барон и вернётся, то никто не вернёт ему поместья… Он может получить такой же надел земли, как и любой из вас, не больше…
– Но это же его земля, – воскликнула женщина.
– Нет, это народная земля, – уже рассердившись, сказал Леонтьев. – И вам пора это понять… Где вы живёте?
– Деревня Шпигельдорф, рядом с поместьем барона фон Равеца, герр оберст…
– Через пару дней я приеду в вашу деревню, соберу всех бауэров и мы вместе решим этот вопрос, – произнёс Глухов. – Ждите моего приезда…
– Хорошо, мы будем вас ждать, герр комендант, – сказала женщина и, снова присев, направилась к двери.
– Мы будем ждать, – повторил, как всегда, её муж и тоже направился к выходу.
– Одну минуту, – остановил их Леонтьев. – Присядьте, пожалуйста.
Супруги Глезер снова подошли к столу и послушно сели.
– Остальные крестьяне вашей деревни тоже отказываются от земли?
– Да, господин полковник, за исключением трёх человек.
– Понимаю. А как вы поступите, если я дам вам приказ взять землю? Понимаете, приказ?
– Приказ есть приказ, господин полковник. Как можно не выполнять приказ? – пропищал Глезер, неуверенно поглядывая на жену.
– Но приказ должен быть в письменном виде, – добавила женщина. – Чтобы господин барон мог убедиться, что мы не могли иначе поступить…
– Хорошо. Вы получите такой приказ, – сказал Леонтьев, и крестьяне, заметно повеселев, ушли из кабинета.
– Видали? – спросил Глухов.
– Видал. И вовсе не удивлён, – ответил Леонтьев. – Чудес на свете не бывает, товарищ Глухов. Они так воспитаны веками. Но сила революционных идей как раз и состоит в том, что вековые предрассудки, обычаи и взгляды этими идеями взрываются в сравнительно короткий срок. Ничего, немецкий народ пережил Гитлера, переживёт и барона фон Равеца, Анна-Мария Глезер ещё поймёт, что баронская земля принадлежит ей, а не барону. И, насколько я успел заменить, если это поймёт Анна-Мария, то вместе с нею поймёт и её муж, – с улыбкой добавил Леонтьев. – Помните, знаменитый немецкий стратег Клаузевиц писал, что для армии момент наивысшей победы может иногда превратиться в поражение. Наша армия победила гитлеровскую Германию, заняла Берлин. Огромная победа!.. Но если Анна-Мария Глезер не поймёт, что баронская земля принадлежит ей, если мы не сможем её в этом убедить, это будет настоящее поражение, Глухов, прошу меня верно понять… И мы с вами обязаны победить снова, потому что никто не простит нам поражения… Условимся же с самого начала, товарищ Глухов, что и за эту победу мы будем бороться так же настойчиво, терпеливо и смело, как боролись за первую…
И, подойдя к Глухову, Сергей Павлович крепко пожал ему руку.
Уже вечером, познакомившись с работниками комендатуры, полковник в сопровождении своего заместителя поехал на приготовленную для него квартиру. Глухов сообщил, что Леонтьеву отведён второй этаж в вилле, принадлежащей известному немецкому физику профессору Иоганну Вайнбергу.
– Вайнберг? – спросил в машине Леонтьев. – Я где-то слышал эту фамилию…
– Возможно, Сергей Павлович, – ответил Глухов. – Это довольно крупный учёный. Он никогда не был нацистом и даже находился под наблюдением гестапо, как нам удалось выяснить. Не будь он таким крупным физиком, его давно бы упрятали в концлагерь. Правда, этот профессор, как мне говорили, чуждается политики, но в антифашистских кругах он всегда пользовался репутацией честного человека… У него хорошая вилла, сад, и я считал, что поселиться вам в этом доме со всех точек зрения удобно… Профессор два года назад овдовел, живёт с невесткой и её сынишкой. Сын профессора Вайнберга погиб на фронте.