Водоворот - стр. 9
Ропот продолжался, но без криков.
– Ну вот тебе бабушка и Юрьев день, – сказал отец Кондрату. – Пошли, чего зря мёрзнуть!
И Кондрат понял, что вместо радостного долгожданного события произошёл какой-то обман.
Управляющий с урядником и солдатами уехал. Мужики ещё некоторое время потолкались, повозмущались и тоже разошлись. И, делать нечего, взялись, как прежде, за свою работу. Потом, правда, в благодарность за эдакую свободу, по округе спалили несколько усадеб. Но со временем всё улеглось. Самых несогласных отправили в Сибирь, а остальные затянули потуже пояса и продолжали пахать и сеять. И сетовали: работали бы, как раньше, так ведь нет! Кому-то захотелось и им в карман руку засунуть. Объявили как реформу, как благо, как освобождение от крепости, а на деле начали вымогать последнее. И какая сволочь это придумала?! Кто-нибудь из министров. Или помещики, сговорившись, подменили манифест? А Государь-то и не знает… Или знает?..
Прошло время, и только начали привыкать к новому положению дел, как появилось новое веяние. От мужицких наделов стали отрезать куски земли, без которых обойтись в хозяйстве было невозможно. Водопой для скотины отрезали, выход на дорогу. И за выкуп этих отрезков спрашивали втридорога.
Мужики возмущались, понимали, что это грабёж, но сделать ничего не могли. Нищали, часто разорялись и шли по дорогам в поисках случайного заработка. Некоторым удавалось переехать в города и устроиться там на заводы и фабрики.
Так государство проводило передовую реформу, решало вопрос с недостатком рабочих рук в городах, уменьшало количество "лишних" крестьян и делало Россию передовой промышленной державой.
А обещанные землю и волю, что, впрочем, было для них одно и то же, крестьяне так и не получили.
Кондрат рос и помогал отцу в хозяйстве, как мог. Помнил о том, что есть где-то чудесные земли и совсем другая жизнь, и от этого чувствовал безысходность своего существования. Рвалась душа, а деться было некуда. Пытался у отца спрашивать: мол, как же так, мы работаем, растим хлеб, с рождения живём на этой земле, а богатеет кто-то другой? А мы, сколь ни бьёмся, всё в лаптях ходим. Отчего так?
– Так устроен мир, – отвечал отец. – Богу – богово, а кесарю – кесарево!
Не согласен был с этим Кондрат, пытался с отцом спорить, говорил, что это нечестно, несправедливо, но большего добиться от него не мог.
Время шло. Кондрат стал вдвое шире в плечах своего родителя. А отец, наоборот, как-то ослабел, в полную силу работать не мог и, похоже, не хотел. Ходил в Трёхсвятскую церковь, пропадал там. Участвовал в службах, а потом подолгу сидел на паперти, грелся на солнышке и о чём-то думал. Хозяйство их потихоньку хирело.
Однажды отец сказал Кондрату:
– Нечего тебе здесь делать, не дождаться нам ни барской, ни царской милости. Ступай-ка ты, Кондратушка, в Нижний. Теперь многие туда идут. Ты грамотный, молодой, сильный. Не пропадёшь, найдёшь себе работу, устроишься как-нибудь. А там, глядишь, и в люди выбьешься. А я здесь справлюсь. Мне одному много ли надо?..
И Кондрат, окинув взглядом тоскливое их хозяйство, собрал котомку, попрощался с отцом и, закатав повыше штаны, чтобы не пачкать в пыли, босяком отправился в Нижний Новгород искать своего счастья.
4
Много таких вот ходоков на Руси стало, которые не сдюжили царской милости и шли искать счастья в города. Разные люди на большой дороге встречались, но больше всего было обнищавших крестьян, бросивших хозяйство и семьи и мечтавших в городе найти хоть какой-нибудь заработок. Кому-то удавалось устроиться и начать новую жизнь, кому-то нет.