Во имя Мати, Дочи и Святой души - стр. 22
– А раньше, когда ты еще не жил в семье нашей спасательной, тебе не хотелось того же к своей бывшей матери, которая тебя родила?
– Хотелось, – свободно сознался Валерик.
– Расскажи подробно, когда хотелось?
– Когда мы вместе в баню ходили.
– Так там со всеми хотелось, наверное?
– Нет, со всеми там не хотелось, только с мамочкой. И еще когда ночью видел, как они с папочкой. И когда она меня шлепала.
– Хорошо, – кивнула Свами. – Еще есть?
Таким тоном говорят учительницы, когда не хотят больше вопросов.
– Еще, – не отставал горбун. – А тебе не хотелось, возлюбленный братец, того же самого и с нашей истинной матерью земной и небесной, с нашей сладкой Свами?
Наступило особенное молчание.
Но тело ведь послушно душе и выдает душу. Голому правду не скрыть. Валерик и попытался бы, да не смог, потому что все увидели, как ему и сейчас хочется.
– Хотелось.
– Ну, вроде мне ясно всё, – сказал горбун.
– А у меня к брату Григорию вопрос, – сказала Ира.
– Кто спрашивал, того и спросят, – кивнула Свами.
– А тебе, брат Григорий, не хотелось свой червь поднять на нашу сладкую Свами?
Брат Григорий оставался в своем грубом балахоне – но балахоны ведь легко срываются. Да и привык он говорить правду в семье.
– Хотелось в мерзостных грехах моих, – подтвердил брат. – Еще как хотелось, сестра.
– Сегодня у нас в самом воздухе правды витают, возлюбленные сестры, – звучно сказала Свами. – Спросим теперь братика Толика.
Угадала Клава – кого вывели. Одним словом описала его Соня – а вышел как на картинке. Госпожа Божа догадливость дарует.
– У меня сегодня было желание погулять по городу, поговорить с прежними друзьями, – сказал Толик. – Пепси попить.
– А мороженого тебе не хотелось?! – не блюдя чинного ритуала крикнули сзади.
– По порядку, сестры и братья, по порядку, – прикрикнула Свами. – Так что про мороженое?
– Мороженого – нет, потому что не жарко еще. Пепси или фанту.
Клава, хотя только один день здесь, тоже вдруг вспомнила по пепси. И про ужин у Наташи. Словно какой-то ветер подул. Про пепси показалось интереснее, чем про мечты горбуна Григория червем проползти в саму сладкую Свами.
Свами не спросила, есть ли еще вопросы к брату Толику, и Клава поняла проницательно, что даже великая Свами не желает здесь больше воспоминаний про пепси или, может, жвачку.
– У сестры Сони правда тоже наружу рвется.
– Я вся в грехах, сладкая Свами, и хочу сказать, что позавидовала сегодня новой возлюбленной сестре Калерии, с которой ты бдела всю ночь. Я хотела быть на ее месте, чтобы снова и снова принимать от тебя полное вокрещение. А сейчас только что узнала я, что еще виновата, что не отвратила братика Толика от мерзких мирских мыслей, потому что я привела его сюда, просветила в истине, и значит должна была каждый день и час наставлять его и спрашивать про любовь к Мати, Дочи и Святой Душе, чтобы не оставалось места грешным и мерзким мыслям. А я не спрашивала и не наставляла. И половину материнского внушения для него должна от тебя принять и я.
– Хорошо, сестра. Ну кто что спросит у сестры Сони?
– А не испытываешь ли ты, сестричка Сонечка, других чувств к братику Толику? Не братских, а мерзких? Не мечтаешь ли ты об обезьяньей случке? – спросила Ира.
– Я испытываю, сестрица возлюбленная, много чувств к братцу Толику. И хочу его спасти от мирской скверны, и дать ему всю любовь, которую могу. И, помолясь Госпоже Боже, обцелую создание Её-Их, и в губы, и в пупок, и червь его мерзкий успокою в своих устах, потому что он создан таким и не виноват в мерзости своей. А про то, что ты спрашиваешь, отвечу истинно, что нет у меня мыслей об обезьяньей случке, потому что, я верю, что благодать меня защищает, истекающая от Мати, Дочи, и Святой Души, которая передается через нашу сладкую Свами – и не мечтаю я о случке и в жалейку мою его червя впустить мне было бы так же мерзко, как поцеловать аспида.