Внутренняя линия - стр. 22

После слушаний в суде Згурскому удалось испросить себе годовой отпуск – уехать в Ниццу лечить раны. Более душевные, нежели телесные. Ему было холодно. Постоянно холодно. Странное ощущение – внутри пылало огнём, а он не мог согреться даже здесь, на золотом песке Лазурного побережья. Часами этот странный русский бродил вдоль берега – с тяжелой, залитой свинцом тростью, разминая кисть и расхаживая простреленную во время прорыва ногу. Там, на залитой солнцем набережной, он и увидел ангела, невесть для чего, каким-то божьим попущением спустившегося на земную твердь. Вернее, не увидел – буквально наткнулся, вновь блуждая мыслями по заснеженным тропам древнего царства Силла[11].

– Прошу извинить меня, – успевая поддержать стоящую у парапета девушку, которую он едва не сшиб, сконфуженно вымолвил Згурский. – Задумался, знаете ли…

– Не стоит извинений. Вы русский? – барышня улыбнулась и распахнула глаза ему навстречу.

Згурский не мог объяснить, что произошло в тот момент. Ему стало тепло. Ему стало хорошо, легко и как будто – он не мог найти подходящего слова – воздушно.

– Подполковник Згурский Владимир Игнатьевич, – отрапортовал он, чувствуя, как нелепо, по-солдафонски звучит его слова.

– Кречетникова Татьяна Михайловна, – чуть присела в реверансе девушка.

Згурскому вдруг захотелось подхватить ее на руки, сказать, что ангелам не подобает делать реверансы, подхватить и нести туда, куда она скажет, хотя бы и в горние выси, за облака, где и обитают такие ангелы.

– Ой, как хорошо! А мы с папенькой только-только приехали. Он пошел в гостиницу договариваться, а я – морем любуюсь, – будто старому знакомому рассказывала Татьяна Михайловна, и Згурский понял, зачем он выжил там, где порою думалось, что выживать не стоит.

– Вы были на войне? – глядя на увесистую трость в руках нового знакомца, поинтересовалась девушка.

– Да, – подтвердил Згурский. – Был.

– Ну конечно же! Я знаю, – Татьяна Михайловна захлопала в ладоши. – Я знаю! О вас же в газетах печатали. В «Русском инвалиде» и в журнале «Нива»! «Рота под командованием храброго капитана Згурского первой ворвалась в неприступную цитадель Пекина», – звонко продекламировала она.

– Это было целых шесть лет назад, – зачем-то уточнил Згурский.

– А я помню – отец вырезал эту статью из газеты. Там еще говорилось, что вы под ураганным огнем выкатили пушку на прямую наводку и стали бить по воротам, пока они не разлетелись в щепы. А потом вы устремились в атаку.

– Это было не совсем так.

– Но все равно. Пекин – это же так интересно!

– Бейджин, – поправил Згурский. – Местные жители называют столицу – Бейджин.

– Приходите нынче к нам чай пить! – Татьяна Михайловна улыбнулась, отчего видавшего виды подполковника окатило новой, теплой, до изнеможения нежной волной. – Папенька рад будет! Он тогда все твердил о броневом экипаже… Он у меня инженер. Военный инженер! – с гордостью сообщила новая знакомая. – Ему будет очень интересно послушать вас, – она помедлила, – мне тоже…

– Мсье, – услышал Владимир Игнатьевич. – Прага уже. Поезд стоит.

То, что до сих пор вы на свободе – не ваша заслуга, а наша недоработка.

Лаврентий Берия

Утро глядело в свежевымытое окно зашкафья Петра Судакова. С высокого берега Стуженки открывался кумачовый рассвет во всю ширь горизонта.