Влад Хельсинг - стр. 5

Выхлебав суп, Цент бросил слуге тарелку, и приказал:

– Поставь чайник. Суп твой – дрянь полнейшая. Его отвратительный вкус нужно чем-то перебить.

Владик вернулся на кухню, взял старый алюминиевый чайник, откинул крышку фляги, и онемел от ужаса. Вода! Он совсем о ней забыл. Во фляге еще оставалось немного жидкости, как раз наполнить чайник, но что он будет делать, если Цент захочет пить среди ночи? А он ведь захочет. Обязательно захочет. И много раз.

Ублажая хворых спутников, Владик так закружился, что забыл сегодня сходить за водой. Он выглянул в окно, и вздрогнул – там уже начало темнеть. А с учетом пасмурной погоды, сумерки нагрянут быстрее, чем он успеет опомниться.

Владик быстро поставил чайник на плиту, схватил две пластиковые канистры, алюминиевый ковшик, и выбежал в прихожую. Здесь обулся, набросил на себя куртку с капюшоном, и, чуть помешкав, протянул руку к лежащему на столе заряженному дробовику. Коснулся холодного металла ствола, и вздрогнул. Ужас липкими холодными щупальцами пополз в его душу, и Владик едва не разрыдался.

Ему не больно-то нравилось быть домработницей, стряпать, убирать, стирать и мыть посуду. Но была одна обязанность в его обширном служебном арсенале, которая всякий раз давалась ему с огромным трудом. Обязанность, которую он боялся больше, чем гнева Цента. Обязанность, состоящая в ежедневном походе за водой.

Владик никогда бы не смог подумать, что такое невинное и обыденное занятие, как поход за водой, может оказаться настолько ужасным и пугающим делом. В прежней жизни, еще до конца света, вода текла из крана, и за ней не нужно было никуда ходить. В процессе странствий они добывали воду либо в бутылках на полках магазинов, либо в колонках, попадающихся по пути. Но вот в этой деревне с водой оказалось неожиданно туго. Водопровода здесь, разумеется, не было, да и будь он, то едва ли система водоснабжения функционировала. Колонка была, но воду оттуда выкачивал электрический насос. Был еще колодец, но Цент и Машка в первый же день пребывания в населенном пункте побросали туда порубленных ими мертвецов.

В итоге, в распоряжении Владика остался единственный источник питьевой воды – родник.

И, опять же, казалось бы – что тут такого? Сходить к роднику и принести воды, это, по существу, плевое дело, за которое едва ли стоит требовать медалей и почетных грамот. Ну, возможно, имейся в виду какой-то иной родник, так бы все и обстояло. Но применительно конкретно к этому роднику, Владик полагал, что и медали и почетные грамоты ему вполне себе полагаются. Впрочем, он с радостью обменял бы все эти бирюльки и бумажки на тушенку и печень трески.

Накинув на голову капюшон куртки, Владик, с дробовиком на плече и с двумя канистрами в руках, вышел во двор и спустился с крыльца. Из дальнего погреба донесся приглушенный вой – то затянул свою зловещую песню Ивашка-нежить. Владика при одних звука сего заупокойного песнопения бросило в дрожь. Он категорически не одобрял содержание мертвецов в качестве домашней живности. И пусть Ивашка сидел в глубоком погребе, откуда он никак не мог выбраться, легче от этого не становилось. Владику было страшно просто из-за одного того факта, что рядом, буквально в двух шагах от дома, в яме сидит мертвец. Присутствие этого существа не давало Владику спокойно спать по ночам. Стоило старому дому издать какой-нибудь скрип, как Владик в страхе вскакивал с постели, разбрызгивая трусливый пот и задыхаясь от ужаса. Ему чудилось, что во тьме к нему медленно подбирается просроченный Ивашка. Иногда воображение подбрасывало дивные картины – Владик спит, весь такой беспечный, а над его сопящим телом стоит чудовище с выгнившими глазами и губами, с провалившимся внутрь черепа носом, черное и страшное, источающее могильное зловоние. Это Ивашка вылез из своего погреба, и явился перекусить. Не ведая, что поздние ужины плохо сказываются на фигуре, мертвец нависает над мирно спящим Владиком, разверзает свою пасть, полную черных гнилых зубов, и со смачным чавканьем впивается в сочную плоть жертвы.